20. Командор танцует танго

20//1

Этот харч богов [т. е. кремовую трубочку] он [Шура] запивал сельтерской водой с зеленым сиропом "Свежее сено". — Балаганов, как всегда, ассоциирован с детством ¹, в данном случае одесским, ибо сладости и сиропы, упоминаемые здесь, были нежным воспоминанием детства всех старых одесситов. О них, как и о других деликатесах старой Одессы, мемуаристы склонны писать с нежностью, как о чем-то волшебном, божественном, экзотичном {"харч богов"); ср., например, слова В. Жаботинского об "амброзии в виде сосисок с картофельным салатом" в таверне Брунса (ДС 37//1; курсив мой. — Ю. Щ.).

"Ну ты, колдун, — говорили римляне буфетчику, — дай нам еще два стакана твоей волшебной воды с сиропом „Свежее сено“" [ИЗК]. "Зельтерской с сюропом" и водой "Фиалка", этим "волшебным напитком богачей", наслаждаются юные герои повести В. Катаева "Белеет парус одинокий" [гл. 18; курсив мой. — Ю. Щ.]. Из его же мемуарной книги: "Деньги, которые мне давали для уплаты за [музыкальные] уроки, я тратил на зельтерскую воду с зеленым сиропом „свежее сено“ или „ром-ваниль“, на рахат-лукум, баклаву и прочие восточные сладости, на приторно-сахарные, как бы лакированные рожки и копру кокосовых орехов" [Разбитая жизнь, 316]. О воде с сиропами "ром-ваниль" и "свежее сено" говорите. Прегель [Мое детство, 3: 239]. Л. Утесов вспоминает о наборе сладостей в персидском магазине: "Пахлава, пирожное и вода с различными сиропами. Выбирай что хочешь! Я ел пахлаву и запивал ее зельтерской водой с сиропом „смесь" — запах свежего сена причудливо сочетался с ароматом лимонов" [Одесса моего детства // Л. Утесов. Спасибо, сердце!, 44].

Буфеты Одесского общества искусственных минеральных вод, в одном из которых прохлаждаются Паниковский и Балаганов, были основаны в 1829. "Помещались в Малом переулке, на Николаевском бульваре, вблизи Александровского парка, на Дерибасовской, на Гаванной ул., в Пассаже и др." [из одесского путеводителя 1905; цит. в кн.: ИльфА., ЗТ, 425].

20//2

— ...Я вам скажу, Шура: Фунт — осел!.. Бендер — осел!., [и далее:] Вы знаете, Шура, как я вас уважаю... но вы осел. — Очередные элементы "еврейского стиля" у Паниковского. Ср.: "Мосье Боярский, я уважаю вас как фирму" [Бабель, Закат, сц. 1]; "Ты осел, Файвель" [В. Сольский-Панский, Шантажист, ТД 09.1927].

20//3

...Полтинничная манишка... взвилась вверх, свернувшись, как пергаментный свиток. — Манишка Паниковского отсылает нас к другому оборванцу с намеками на былую респектабельность — Мармеладову; у того "из-под нанкового жилета торчала манишка, вся скомканная, запачканная и залитая" [Преступление и наказание, 1.2]. Густо-барочное описание хитроумных устройств, которыми скрывают свою наготу обнищавшие дворяне (картонные круги, привязываемые вместо штанов; чулки, спускающиеся от колен вниз лишь на четыре пальца, сапоги, прикрывающие остальное, и т. п.), мы находим у Ф. де Кеведо в "Истории жизни пройдохи по имени Дон Паблос" [гл. 15]. Манишка Паниковского напоминает также о портупее Портоса в "Трех мушкетерах" А. Дюма, которая была расшита золотом спереди и сделана из простого, грубого материала со спины, прикрытой плащом [гл. 4]. Как мы знаем, в истории другого антилоповца — Козлевича — имеются параллели с другим мушкетером, Арамисом [см. ЗТ 17//1].

20//4

Отлил себе золотые гири, покрасил их в черный цвет и думает, что никто не узнает. — Идея Паниковского о якобы золотых гирях Корейко имеет прецеденты в недавних исторических легендах. Так, в мемуарах Б. Ширяева о Соловках рассказывается о заключенном Слепяне, имевшем в начале 20-х гг. типографию в Себеже:

"Типография служи[ла] одновременно базой для переброски за границу крупных ценностей, главным образом золота. Она была на подозрении и обыскивали ее каждую неделю, но безрезультатно. Слепян сплавлял золото в слитки, подобные по форме слиткам типографского металла, покрывал поверхность их этим же металлом и держал на самом видном месте. — Бывало так, — рассказывал он, — закончат обыск, протокол пишут, а я эти же слитки на их бумаги кладу, чтобы не разлетались..." [Ширяев, Неугасимая лампада, 124; указал Д. Аране].

20//5

Я не Бендер. Я честный! — Ср. этот оборот у героев Шолом-Алейхема: "Нет, Хаим, я тебя ругать не стану. Я — не ты"; "Ты ведь не Курлендер, ты собственным умом это можешь понять"; "Я не Берл Чапник, у меня имеются другие дела" и т. п. [Мариенбад, Собр. соч., т. 6].

20//6

Я вставлю себе золотые зубы и женюсь, ей-богу, женюсь, честное, благородное слово! — Сатириконовские интонации (ср.: "Женюсь... право, право... честное слово, женюсь!" [А. Бухов, Вчера, сегодня, завтра, НС 14.1916]), вероятно, подхваченные из речевых или литературных клише, которые еще предстоит выяснить. Ср., впрочем, сходные мечты маленького чиновника у Чехова: "Ставши бухгалтером, куплю себе енотовую шубу и шлафрок. И, пожалуй, женюсь" [Из дневника помощника бухгалтера].

20//7

Но тут заговорщики заметили, что из-под зеленых конторских занавесок пробивается свет... За письменным столом... сидел Остап Бендер и что-то быстро писал. — Писатель! — сказал Балаганов, заливаясь смехом и уступая скважину Паниковскому. — Сходная сцена, — когда герой "в ночь перед решительным боем" приводит в порядок дела и что-то пишет в своем кабинете, тогда как недалекие подчиненные подсматривают и делают свои комментарии, — есть в "Смерти Вазир-Мухтара" Ю. Тынянова (1929):

"Сашка... читал на ночь любимую свою поэму „Сиротка", сочинение господина Булгарина. Потом он улегся. Грибоедов сидел у себя, и окно его было освещено. — Все пишет, — сказал казак, взглянув в окошко со двора. — Да, дела, — зевнул другой" [Х.11; другое созвучие с этим романом в этой же главе см. ниже, в примечании 10].

20//8

У него было изнуренное лицо карточного игрока... [до конца абзаца]. — Сравнение Бендера с карточным игроком будет продолжено в ЗТ 23, где ему изменит счастье: "Игрок, ухвативший на рассвете счастливую талию и удивлявший весь стол, неожиданно в десять минут спустил все...".

Пассаж в стиле Толстого: ср., например, отступление о пчеловоде [Война и мир, III.3.20]. У Толстого есть и прямая параллель к сравнениям с игроком здесь и в ЗТ 23: "Наполеон [при Бородине] испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает" [III.2.34]. См. ЗТ 2//27; ЗТ 32//8.

20//9

Для Остапа уже не было сомнений. В игре наступил перелом. — Слово "перелом", возможно, введено не без оглядки на частоту его употребления в статьях и лозунгах 1929-1930: "Год великого перелома", "Начало перелома" [передовицы ЛГ 02.12.29 и 16.09.29, статья И. Сталина в Пр 07.11.29], "Производственный перелом в Донбассе" [обложка Ог 30.10.30] и др. Слово это, впрочем, мелькает и в более ранней советской публицистике, например: "Наконец, обозначился перелом" [в Гражданской войне; Л. Сосновский, Советская новь, 30].

20//10

Множество людей... внезапно посыпались в стороны, и на передний план, круша всех и вся, выдвинулось белоглазое ветчинное рыло с пшеничными бровями и глубокими ефрейторскими складками на щеках. — "В облаке перед ним светилось чье-то чудное лицо. Непрошенное, незванное, явилось оно к нему в гости..." [Гоголь, Страшная месть]. "Померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец... Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима..."[Булгаков, Мастер и Маргарита, гл. 2; курсив мой. — Ю. Щ.].

Выражение "ветчинное рыло" есть в ИЗК, 273. На ассоциации с ветчиной наводит и сама фамилия Корейко.

В "Смерти Вазир-Мухтара" Ю. Тынянова лицо предателя капитана Майбороды "было сизо-бритое, цвета розового с смуглым, как тронутая тлением ветчина" [IV. 13].

20//11

Остап поставил точку, промакнул жизнеописание прессом с серебряным медвежонком вместо ручки... — Эту вещь упоминает С. Горный среди предметов ушедшего быта: "Серебряный медведь-пресс-папье, из стилизованного, дырчатого, какого-то рябого серебра: по-видимому, это должно было означать шерсть звериную, начесы металла... На зазубринках, маленьких серебряных космах игрушечного медведя — повисла, зацепилась жизнь..." [Только о вещах, 18].

20//12

Над городом явственно послышался канифольный скрип колеса Фортуны. — Заготовки к этой фразе см. в ИЗК, 145, 224.

20//13

Первым начал самовар. — Оживающие, танцующие, поющие предметы — мотив, существующий у Диккенса и, возможно, у него взятый. Ср. знаменитое: "Начал чайник" [Сверчок на печи]. Мебель, домашняя утварь, реагирующие на настроение людей, подключающиеся к их действиям и разговорам, есть в "Очерках Воза", где бутылки бренди и рюмки эля вмешиваются в пение [Лондонские типы, гл. 8] и в "Нашем общем друге", где чучела и заспиртованные уродцы вторят рассуждениям м-ра Berra [III. 14]. В одном немом французском фильме "человек, купивший граммофон, заводил его у себя в квартире, и все предметы (в том числе мебель) начинали танцовать" [Форестье, Великий немой, 20].

20//14

Остап танцевал классическое провинциальное танго... — Танго в Советской России в 1930 было танцем не столько "позабытым" (это эвфемизм), сколько предосудительным и рискованным, с оттенком вызова существующему режиму культуры. В романе А. Малышкина "Люди из захолустья" читаем: "Полилось жеманное рыдание танго. То был танец, который считался в те годы [1929] полузапретным, таящим в себе яды иного социального строя..." [На земле предков]. В. Маяковский, и прежде клеймивший танго как танец сытых [Война и мир, ч. 1], в 1928 в докладах о загранице обрушивается на модное "Аргентинское танго", кратко замечая: "Заним империализм" [Поли. собр. соч., т. 13]. В агитпропе и литературе танго связывалось с образом жизни чуждой пролетариату элиты: адвокатов, спецов, врачей и т. п., а также нэпманов и спекулянтов [Тарсис, Седая юность, 38; Б. Ромашов, Воздушный пирог, д. 1, сц. 13, явл. 1]. Аналогичным клеймом были отмечены и более новые западные танцы: шимми, чарльстон, фокстрот. "Оркестр благозвучал фокстротами, бывшими в запрещении в те российские годы" [Пильняк, Волга впадает в Каспиское море, 14].

"Под знойным небом Аргентины" и т. д. — строки из популярной баллады, которую известная певица Иза Кремер исполняла на юге России в 1918-1819 [текст см. в кн.: Савченко, Эстрада ретро, 202]. В1918 вышел фильм "Последнее танго" по мотивам этого романса [Советские художественные фильмы, т. 3]. Имеется и другой русский вариант — с текстом П. Германа, в аранжировке Дм. Покрасса [см.: Сахарова, Комм.-ЗТ, 479]. Танго имеет французский источник: C’est sous le ciel de V'Argentine, / Ou la femme est toujours divine, / Qu’au son des musiques calines / On danse le tango [Le dernier tango. Chanson argentine (1913), слова A. Fouches, муз. E. Doloire, в кн.: Memoire de la chanson: 1100 chansons du Moyen-Age a 1919,1998, p. 1286].

Павел Иванович Чичиков, вспомнив, что "у него теперь без малого четыреста душ", танцует один в своей комнате: "позабыв свою степенность и приличные средние лета, произвел по комнате два прыжка, пришлепнув себя весьма ловко пяткой ноги".

20//15

Фунт... сидел в кафе "Флорида", обсуждая ужасный факт закрытия Дарданелл в связи с итало-турецкой войной. — Итало-турецкая (Триполитанская) война происходила в 1911-1912 в связи с захватом итальянцами Ливии; окончилась поражением Оттоманской империи. Проливы были временно закрыты Турцией в связи с итальянскими бомбардировками фортов Дарданелл в апреле 1912; закрытие их было чувствительным ударом по черноморской торговле России.

20//16

Энвер-бей — это голова. Юан Ши-кай — это голова. Пуришкевич — все-таки тоже голова... — Энвер-бей (после 1912 — Энвер-паша) — военный и государственный деятель. Командовал турецкой армией в Ливии во время войны с итальянцами (см. предыдущее примечание). Был одним из лидеров младотурецкой революции; член правящего триумвирата Турции накануне и во время Первой мировой войны, союзник Германии в войне. Колоритная личность авантюрного склада. Сойдя с турецкой политической арены, погиб в 1922 в Туркестане, где возглавлял отряды антибольшевистских "басмачей". Его последние дни описаны в новелле Н. Тихонова "Халиф" (1927).

Юань Шикай — президент и диктатор Китая в 1912-1916. Во время революции 1911-1912, будучи премьером императорского правительства, лавировал между монархией и республиканцами. В русской прессе характеризовался как "китайский Наполеон", "гениальный дипломат" и, несмотря на свое "восточное коварство", как "выдающийся правитель, пламенный националист и страстный патриот" [Ни 05 и 07.1912].

Пуришкевич В. М. — депутат Государственной думы, один из известнейших политических деятелей 1910-х годов; "все-таки" — поскольку его часто критиковали за крайние взгляды и неконвенциональное поведение [см. ЗТ 8//29].

20//17

— Кто там? — послышался голос подпольного миллионера. — Телеграмма! — ответил великий комбинатор, подмигнув в темноту. — Поздний стук в дверь — предположительно телеграмма, оказывающаяся не телеграммой, а чем-то другим, — мотив не новый. Как видно из прессы 20-х гг., словом "Телеграмма!" часто прикрывались налетчики или хулиганы (известная язва тех лет). Дверные глазки не были в ходу, и на карикатуре хозяин рассматривает носителей якобы телеграммы через щель. В старое время слово это чаще означало арест или обыск. "Словами „вам телеграмма" или „вам страховое письмо" иногда пользовались люди 3-го отделения" [Алданов, Истоки, II. 1 ; действие в 1880-х гг.] Ср. также у сатириконовцев:

"Обывателев подошел к двери и, не открывая ее, спросил: — Кто там? — Телеграмма! — послышалось за дверью... — Когда приходят для обыска, говорят, что телеграмма" [О. Д’Ор, Телеграмма // О. Д’Ор, Рыбьи пляски]; "Действительный статский советник Крапивин... с удовольствием приготовился юркнуть в кровать. В это время у парадного входа раздался робкий звонок. — Кто там? — послышался тонкий пискливый голосок. — Телеграмма! — ответил вкрадчивый мужской голос. Дверь открылась, и через минуту роскошная квартира генерала Крапивина наполнилась дворниками, городовыми и юркими людьми в гороховых пальто" [О. Д’Ор, Perpetuum Mobile // О. Д’Ор, О сереньких людях; то же значение телеграммы у Аверченко, см.: Отцы и дети // Опискин, Сорные травы].

20//18

В утренней тишине слышались только посвистывание сусликов и скрежетание нагревшихся ножовок. — Как замечает В. Болен, здесь может быть усмотрен отголосок "Хаджи-Мурата" Толстого: "В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение железа по камню оттачиваемого кинжала" [гл. 23; см.: Bolen, 63]. Вызывает поэтические ассоциации и свист сусликов, см. описание утра в степи у Чехова: "В траве перекликались суслики..." [Степь, гл. 1; ср. ряд других близких перекличек со "Степью" в ЗТ 6//8]. Если верно прочтение Д. С. Лихачева, то этот характерный звук музыки степи упомянут уже в "Слове о полку Игореве": "свистъ зверинъ въста" [Д. Лихачев: "свист степных зверей — сусликов", в кн.: Слово о Полку Игореве, М.: Детгиз, 1972,161].

20//19

— Я бедный и несчастный старик! — всхлипывал он [Паниковский]. — Ср.: "Я же бедняк, бедный бухгалтер. У меня пятьдесят болезней, геморрой, сердцебиение, почки и многое другое" [Юшкевич, Зять Зильбермана]. К аналогичной защите прибегает, попавшись, другой вор и аферист с еврейским фоном: "...[Я] старик, милорд; старый-престарый старик" [Диккенс, Оливер Твист: Феджин в суде и в тюремной камере].

Примечание к комментариям

¹ [к 20//1]. Говоря точнее, мотив детства распространяется здесь и на Паниковского. Правда, что Балаганов в ЗТ более специально "инфантилизирован", чем другие спутники Бендера, но Остап часто трактует подобным образом всю компанию: "Ах, дети, милые дети лейтенанта Шмидта..." и др. [см. об этом ЗТ 25//1].