11. Алфавит "Зеркало жизни"

11//1

В дворницкой стоял запах гниющего навоза, распространяемый новыми валенками Тихона. Старые валенки стояли в углу и воздуха тоже не озонировали. — Об архетипических подтекстах гниения и вони в дворницкой, каморке свинопаса и т. д., где находит себе прибежище бывший хозяин, см. ДС Ъ//22. Быт типичной дворницкой, включая упоминаемые соавторами пахучие валенки и громовое пение [см. ДС 6//8], описывает С. Дурылин в своих мемуарах о старой Москве:

"В ней пахло не то деревенской избой, не то казармой... Деревянный некрашеный пол, широкая русская печь... постель-сенник на козлах, укрытая пестрым ситцевым одеялом из лоскутков; некрашеный деревянный стол — всегда с полуковригой черного хлеба, с деревянной солоницей; кисловатый запах овчинного тулупа и валенок, прогретых на шестке, — все это переносило в большую зажиточную тульскую или рязанскую избу... Дворницкая служила прибежищем для деревенских гостей, приезжавших к прислуге: деревенский дух в ней не переводился. Но не переводился в ней и дух казарменный. По стенам развешаны были лубочные картинки из русско-турецкой войны... Из дворницкой вынес я слова и напев [различных песен и романсов]... Песни пели в дворницкой под гармонику" [В своем углу, 101-102].

В романе М. Осоргина "Сивцев Вражек" (1928) в круг атрибутов во многом символической фигуры дворника также входит пахучая дворницкая: "В дворницкой дух от трубок был тяжел, густ, сытен и уютен", равно как и старые и новые сапоги и валенки [главы "Сапоги", "Разговоры"]. Коллективное пение в каморке дворника — тоже мотив известный: в романе А. Белого обитатели дворницкой распевают духовные стихи [Петербург, 300].

Замечанием "воздуха... не озонировали" соавторы, видимо, намекают на озонатор — прибор для очистки воздуха, который ставился в уборных и учреждениях [Вентцель, Комм, к Комм., 50].

11//2

— Конрад Карлович Михельсон... кажется, друг детей... — Друг детей — член общества помощи беспризорным [см. ДС 24//6]. Так же сокращенно называли членов других добровольных обществ содействия, например, "друг Воздушного флота" [Катаев, Собр. соч., т. 2:11] и т. д.

Смена имени как знак разрыва с прошлым и начала новой жизни имеет архетипический характер (моряк Эдмон Дантес, становящийся "графом Монте-Кристо" после прохождения испытаний каменной темницей и погружением в воду, и т. п.). В этом отношении "Михельсон" стоит в одном ряду с перекрашиванием и бритьем головы, которым подвергается Воробьянинов.

"Конрад Карлович Михельсон"— еще одно напоминание о В. В. Шульгине, нелегально путешествовавшем по России под именем Эдуарда Эмильевича Шмитта. Сцена, где Остап вручает Ипполиту Матвеевичу профсоюзную книжку на имя Михельсона, имеет близкое соответствие в "Трех столицах" Шульгина: "Разрешите вам вручить приготовленный для вас паспорт. Вы можете здесь прочесть, что вы занимаете довольно видное место в одном из госучреждений и что вам выдается командировочное свидетельство, коим вы командируетесь в разные города СССР... Итак, Эдуард Эмильевич, разрешите вас так и называть..." [гл. 4].

Другую, типологическую параллель к переименованию Ипполита Матвеевича находим в романе Ж. Жироду "Зигфрид и Лимузэн" (русский перевод 1927). Рассказчик, француз, в послевоенном 1922 году приезжает после 15-летнего отсутствия в Мюнхен в поисках своего старого друга, французского журналиста Форестье, который в результате контузии впал в беспамятство, а вылечившись, превратился в немецкого литератора Зигфрида Клейста (об этом архетипическом сюжете, представленном, между прочим, и у соавторов, см. ЗТ 17//1). Предвидя враждебность местного населения к французу, рассказчик раздобывает себе документ на чужое имя: "Мюллер передал мне поддельный паспорт на имя канадского гражданина Шапделена" [гл. 2]. О других моментах возвращения Ипполита Матвеевича в Старгород, напоминающих об этом эпизоде романа Жироду, см. ДС 7//11; ДС 9//3.

11//3

По сравнению с нашей концессией это деяние, хотя и предусмотренное Уголовным кодексом, все же имеет невинный вид детской игры в крысу. — Описание этой игры можно найти в современном "дамском детективе": "Играющие делятся на две команды. Одна из них должна выбрать крысу, но члены второй команды не знают, кто выбран. Дальше все, включая крысу, начинают бегать. Ее задача — поймать кого-нибудь. Усыпив бдительность игроков, крыса неожиданно хватает кого-нибудь за плечо со словами: — Я крыса, ты попался!" [Д. Донцова, Три мешка хитростей, М.: ЭКСМО, 2002, 336; сообщено А. И. Ильф в письме от 9 марта 2005].

11//4

— А доисторические животные в матрацах не водятся? — Смотря по сезону, — ответил лукавый коридорный... — Клопы — известный бич провинциальных гостиниц. Английский мемуарист, описывая пребывание во владимирском "Прогрессе" в 1929, пишет: "Мне дали место в номере с семью койками, которые я обследовал одну за другой и обнаружил, что все они густо населены клопами" [Farson, Seeing Red, 31]. О том же говорят и советские авторы: "Едва прикрыли [гостиничный диван] простыней, как тут же бойко пополз по простыне проголодавшийся клоп, за ним другой, третий..." [Сергеев-Ценский, Конец света].

Гостиница с клопами и блохами, о которых гости и прислуга говорят зоологическими, зооборческими и батальными иносказаниями, — общее место, восходящее к глубокой древности. У Аристофана Дионис расспрашивает у Геракла дорогу в подземный мир, в том числе просит указать те придорожные гостиницы, "где меньше всего клопов" [Лягушки, 115]. У него же сравнение клопов с коринфскими воинами [Облака, 710]. "Скверная комната, и клопы такие, каких я нигде не видывал: как собаки кусают" [Гоголь. Ревизор]. Непосредственную параллель к диалогу Бендера с коридорным находим в "Игроках": "Комната в городском трактире... Ихарев входит в сопровождении трактирного слуги Алексея... Алексей: Пожалуйте-с, пожалуйте! Вот-с покойник! уж самый покойный, и шуму нет вовсе. Ихарев: Шума нет, да чай конского войска вдоволь, скакунов? Алексей: То есть изволите говорить насчет блох? Уж будьте покойны. Если блоха или клоп укусит, уж это наша ответственность: уж с тем стоим". То же у Шолом-Алейхема: "Устроившись на ночлег в отеле „Туркалия", я всю ночь напролет сражался с дикими зверями" [Новая Касриловка].

В юмористическом словарике "Справочник для плавающих и путешествующих" [См 30.1928] читаем: "Гостиница. Место, которое кусается (из-за цен и из-за клопов)". Приведем заодно еще три словарные статьи, имеющие соответствие в романах. "Еда. Наиболее доступное культурное развлечение во время пути" [см. ДС 4//4]. "Железная дорога. Место, где бегают с чайником за кипятком" [см. ДС 20//2]. "Лимитрофы. Соседние с СССР государства, которые некоторыми путешественниками ошибочно принимаются за заграницу" [см. ЗТ 30//3].

"Лукавый коридорный" — просодический отголосок пушкинского Лукавый царедворец! [Борис Годунов; см. сходство гласных, согласных, схемы слогов во втором слове].

11//5

...Варфоломея Коробейникова, бывшего чиновника канцелярии градоначальства, ныне работника конторского труда. — Градоначальник — высокопоставленное должностное лицо в дореволюционной России, по рангу соответствующее губернатору. Ряд городов с прилегающей территорией (Санкт-Петербург, Одесса, Севастополь, Керчь, Николаев и др.) были выделены из губерний в особые административные единицы, управлявшиеся Градоначальниками. Юрисдикция градоначальника касалась лишь определенных сфер городской жизни; в других делах (например, судебных, земских) город мог входить в обычное административное деление и подчиняться губернским властям. Градоначальник назначался императором по представлению министра внутренних дел. При нем имелись чиновники для особых поручений и канцелярия — та, где служил Коробейников и куда вызывали в свое время журналиста Принца Датского (см. отброшенную главу ДС "Прошлое регистратора загса").

"Бывший X, ныне Y" — формула, перешедшая в советский обиход из дореволюционного и наполнившаяся в 20-е гг. новым смыслом. Примеры: "Бывший ключник майора, а ныне волостной писарь Иван Павлович" [Чехов, За двумя зайцами...]. "Осип, бывший швейцар, а ныне гражданин Малафеев" [Замятин, Мамай]. "Здесь упокоен бывший раб божий, а теперь свободный божий гражданин Никита Зощенков, 49 лет" [из надписей на кладбище: ТД 06.1927, раздел "Веселый архив"]. "Бывший тореадор, ныне советский служащий" [ИЗК, 146]. Всем памятен "бывший князь, а ныне трудящийся Востока, гражданин Гигиенишвили" [ЗТ 13]. О мимикрических оборотах типа "работник конторского труда" см. ДС 6//7.

11//6

Остапу пришлось пересечь весь город. Коробейников жил на Гусище — окраине Старгорода. — Окраина, видимо, является типичным местопребыванием городского архивариуса. Его профессия связана архетипическими нитями с царством мертвых и его стражами, каковые в сказочно-мифологическом мире часто занимают окраинное и пограничное положение. В повести Гофмана "Золотой горшок" архивариус Линдгорст, он же саламандр и оборотень, "живет уединенно в своем отдаленном старом доме" [вигилия 2]. В одном рассказе Бунина выведен старик-архивариус земской управы, в котором явственны черты хтоничности и связи с миром мертвых: он весь свой век провел в подземелье, "гробовыми печатями" припечатывая жизнь, спускающуюся к нему в "смертную архивную сень", отчужден от жителей города и враждебен им. Бунинский архивариус также живет "очень далеко, не в городе, а за городом, в голубой хатке среди оврагов предместья" [Архивное дело]. Сравним лексический параллелизм голубой хатки и розового домика, где поселяются Остап и его компаньон ниже, в ДС16//6: оба эти жилища, немного странные и "не от мира сего", явно отъединены от общей жизни. О могильных функциях архивариуса — ср. в повести А. Новикова "Причины происхождения туманностей": "Архив — бумажное кладбище, архивариус же... — вурдалак, питающийся мертвечиной" [Новиков, 45]. Бумажное царство может ассоциироваться с подземным: "флегето-новы волны: бумаги" [Белый, Петербург, 333]. Визит Бендера к Коробейникову и отъем ордеров соответствует тем эпизодам фольклора и эпоса, где герой отправляется в царство мертвых или нечистой силы и либо отнимает, либо обманом достает нужный ему объект (волшебный предмет, секрет, заповедное слово и т. п.). См. также ДС 8//1 (отзвуки иного мира в изображении дома собеса).

Наряду с адресами реквизированной мебели, Коробейников промышляет и иной информацией, напоминая этим профессионального торговца секретами китайца И Пуна в романе Джека Лондона "Сердца трех". Позже он сообщит Грицацуевой о местонахождении Остапа [ДС 27].

11//7

Он крутнул звонок с выпуклыми буквами "прошу крутить". —Металлический литой диск с ручкой посередине и словами ПРОШУ КРУТИТЬ по окружности — известная реалия старого быта. 3. Паперный вспоминает:

"Мое детство приходится на двадцатые годы, на время появления романа „Двенадцать стульев“. На двери нашей квартиры был прикреплен звонок. Когда я подрос, я разобрал слово над звонком: „крутить". Подрос еще больше — заметил, что над звонком еще одно слово: „прошу". Так по мере роста я осваивал надпись вокруг звонка. А потом я прочитал в романе: придя к архивариусу, Остап „крутнул звонок с выпуклыми буквами прошу крутить". Я узнал звонок своего детства" [Благородное лицо — смех, 8]. В одном современном ДС рассказе надпись на звонке гласит: "просьба повернуть". Комментатор помнит такой же, от старых времен оставшийся чугунный диск на двери "черного хода" своей коммунальной квартиры [см. ЗТ 13//19 со сноской 11].

Звонок — еще одна деталь, напоминающая архивариуса Линдгорста: у того на двери висит молоток, прикрепленный к бронзовой маске. Дверные звонки и молотки нередки в литературе, репрезентируя дом и его хозяина. Они часто имеют вид звериной морды (львиной, обезьяньей — Диккенс, Очерки Боза: Наш приход, гл. 7; Рассказы, гл. 1) и хранят в себе остатки прошлой жизни. В "Приключениях Пиноккио" К. Коллоди молоток на двери феи превращается в угря. Киноактриса Елена Кузьмина рассказывает о поистине адской "коммуналке" в Ленинграде, где ей в юности довелось жить. В дверь ее "была вделана морда медного льва; из ощеренной пасти торчал кусок обломанного языка", и в кризисные минуты автору казалось, что лев иронически смотрит на нее, как бы говоря: "Вот так-то!" [О том, что помню, 137,197]. Зооморфный характер дверных звонков напоминает об избушке бабы-яги, у которой "особенно часто имеют животный вид двери" [Пропп, Исторические корни волшебной сказки, 50].

Не реже встречаются дверные эмблемы антропоморфного вида. Дом неотделим от хозяина (см. ДС 5//22). В "Рождественской песни" Диккенса и у Гофмана колотушка буквально превращается в человеческое лицо. В других местах у Диккенса дверной молоток очеловечивается фигурально. Он, говорит автор, имеет свою физиономию, безошибочно отражающую характер владельца [Очерки Боза: Наш приход, гл. 7]. Ручка звонка — как бы "нос" дома: в "Нашем общем друге" один из персонажей "сердито дергал дом за нос, пока в дверном проеме не появился человеческий нос" [11.5].

Хотя звонок Коробейникова имеет вид простого диска, он обращается к посетителю с речью; вообще в его родстве с двусмысленными, издевающимися над "входящим" лиминальными символами сомневаться не приходится. Он стоит в ряду демонических и оживающих предметов наравне с агрессивными дверными приборами [см. ДС 8.//1].

11//8

Остап увидел перед собою маленького старичка — чистюлю с необыкновенно гибкой спиной... Спина старика долго извивалась... Старик задрожал и вытянул вперед хилую свою лапку... — Ср. сходный портрет архивариуса у Бунина: "Этот потешный старичок... был очень мал ростом, круто гнул свою сухую спинку..." И далее: "...в дугу согнув свою худую спину...", "...старался разогнуться и получше уставить свои качающиеся ножки... и т. п. [Архивное дело]. В "Лафертовской маковнице" А. Погорельского инфернальный кот-оборотень "с приятностью выгибает круглую свою спинку" (ср. в ДС "хилую свою лапку" , с тем же порядком слов и уменьшительным суффиксом). Гибкость спины, бесхребетность — один из признаков черта в фольклоре ("У нечистой силы спины нет"¹). Григорий Распутин не зря характеризуется своими ненавистниками как "бесхребетная зеленоглазая гадина" [Дон-Аминадо, Поезд на третьем пути, 174]; зеленый — один из цветов дьявола [см. ДС 5//5].

11//9

Старик с сомнением посмотрел на зеленые доспехи молодого Воробьянинова... — Ироническое "доспехи" в смысле "неказистая, жалкая одежда" — метафора далеко не новая, ср. ужеуГоголя: "Фетинья... утащила эти мокрые доспехи" [Мертвые души]. Мы находим ее также у В. Набокова: "...то были крахмальные доспехи довольно низкого качества..." [Король, дама, валет (1928), гл. 1] и у В. Аксёнова: "Мои доспехи [от дождя] не поржавеют, только чище будут" [Пора, мой друг, пора; ч. 2, гл. 2; герой осматривает свою неважную одежду]. "Зеленые доспехи" Остапа, однако, следует считать остротой второго порядка, где к уже известной метафоре "одежда = доспехи" добавлена цитата и игра слов: "рыцарь в зеленых доспехах" (armure verte) фигурирует в "Задиге" Вольтера [гл. 19], а "рыцарь зеленых лат" — в весьма популярной в предреволюционные годы "Принцессе Грезе" Э. Ростана (перевод Т. Щепкиной-Куперник; сюжет драмы выложен мозаикой над фасадом московского "Метрополя").

11//10

Это почему ж так много? Овес нынче дорог? — Намек на жалобы извозчиков на дороговизну овса [см. ЗТ 8//46; ЗТ 13//23].

11//11

Вся мебель! У кого когда взято, кому когда выдано. — После революции реквизированная мебель распределялась по советским учреждениям, делая их обстановку довольно пестрой [см. ЗТ 1//19].

11//12

...Вам памятник нужно нерукотворный воздвигнуть. — Цитата из Пушкина. Что кому-то надо "памятник поставить" — ходячая похвала. Ср. у Чехова: "Это замечательный человек... Когда он умрет, ему непременно монумент поставят" [Осколки московской жизни, Поли, собр. соч. в 20 томах, т. 2: 357]. Комически переиначено у Эрдмана: "А если тебе, [Павел], за такое геройство каменный памятник высекут?" [Мандат, 48 (д. 2, явл. 13)]. Выражение "поставить кому-то памятник при жизни" дважды встречается в сочинениях В. И. Ленина [Поли. собр. соч., справочный т. 2].

11//13

Чучело медвежье с блюдом — во второй район милиции. — Чучело медведя с металлическим или деревянным блюдом — украшение 1890-х-1900-х гг., которое можно было встретить в богатом доме у входа на парадную лестницу [Бабель, Ги де Мопассан; Бунин, Антигона], в магазине: " Над колониальными товарами высилось чучело сибирского медведя с Ирбитской ярмарки" [Крымов, Сидорове ученье, 267] или в шикарном доме терпимости, как его описывает А. И. Куприн: " В передней — чучело медведя, держащее в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек" [Яма]. В советское время этот реликт старого быта вызывал насмешки: "[На кинофабрике] нас встречает нелепый медведь, чья вытянутая лапа служит пепельницей. И медведь, и неуклюжая мебель говорят о плохом вкусе бывшего владельца, о вкусе купца первой гильдии" [С. Гехт, Путь в Дамаск, Ог 08.07.28]. "Крокодил", критикуя частников, не желающих снижать цены [см. ДС 23//4], публикует карикатуру, где медведь выступает как заведомо неходовой товар: на блюде надпись: "Цена снижена", покупатели говорят: "Ну, нам медведя пока не надо" [Продукт первой необходимости, Кр 16.1927]. "В такой-то район" означало "в районное отделение милиции" (говорилось "[хулигана] повели в район").

11//14

...Согласно циркулярного письма Наркомпроса... — "Раньше „согласно" плюс форма родительного падежа характеризовала канцелярскую речь невысокого ранга канцелярских чинов (например, военных писарей)" [Селищев, Язык революционной эпохи]. Форма эта перешла в советский burocratese (бюрократический язык). Употребляется в ДС/ЗТ не раз: "Согласно кондиций" [ЗТ 15], "Согласно законов гостеприимства" [ЗТ28].

11//15

Помню, игрывал я в гостиной на ковре хоросан, глядя на гобелен "Пастушка"... Хорошее было время, золотое детство!.. — Перекличка (или случайное сходство?) с "Петербургом" А. Белого: "Да, вот тут он играл, тут подолгу он сиживал — на этом вот кресле... и все так же, как прежде, висела копия с картины Давида..."[гл. 5: У столика].

11//16

...Пишите, борец за идею. — Выражение встречается в "Братьях Карамазовых", причем тоже в ироническом смысле: "Я знал одного „борца за идею"..." [ч. 2, кн. 6, III д, из бесед Зосимы]; более ранний его след теряется. О его ироническом узусе в раннесоветскую эпоху говорит цитата из "Хулио Хуренито" И. Эренбурга, где в Москве 1920-х гг. большевистский функционер, "добродушный толстяк", заказывает художникам "портреты: свой — одинокий (борец за идею), с женой (тоже борец)... жены борца и себя в семейном кругу (отдых борца)" [гл. 30].

11//17

— Какие деньги? — сказал Остап... — Вы, кажется, спросили про какие-то деньги? — Характерный интонационный рисунок, возможно, из стилизованной речи одесской босяцкой аристократии. Ср. у С. Юшкевича: "— Какая пуговица? — удивился Леон Дрей. — Вы, кажется, сказали — пуговица? Или мне, может быть, послышалось? " [Леон Дрей, 531].

11//18

Своими руками отдал ореховый гостиный гарнитур!.. Одному гобелену "Пастушка" цены нет! Ручная работа!.. — Продавцы и покупатели забывают о призрачности торгуемой мебели, о том, что она, собственно говоря, существует только на бумаге, что речь идет о "тенях" гарнитуров и гобеленов. Соавторы, как обычно, находят способ спроецировать советский элемент — распределение мебели по ордерам — на мотивы классической литературы, в данном случае гоголевские. Для Коробейникова ордера эти имеют всю ценность и реальность подлинных предметов, и он говорит о них с тем же жаром, с каким Собакевич расхваливает умерших крестьян и мастеровых: "Другой мошенник продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор... Вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей не делал, как только рессорные... Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме" [Гоголь, Мертвые души] и т. д.

Впрочем, случай Коробейникова несколько особый; его отношение к ордерам, помимо психологической мотивировки, может иметь и архетипическую, издавна связываемую с его профессией. Если, как говорилось [см. выше, примечания 6-8], архивариус — персонаж загробного мира, то понятно, что "тени" мебели для него более непосредственная реальность, чем сама мебель. В этом смысле Коробейников стоит в том же ряду, что и гробовщик Безенчук с его иерархией смертей; гробовщик — персонаж, чей мир представляет собой как бы негатив по отношению к нормальному миру: мертвые для него "живут", на них переносится ряд атрибутов живых людей (ср. замечание пушкинского гробовщика о том, что "мертвый без гроба не живет" и т. п.).

11//19

...К живейшему удовольствию архивариуса, посетитель оказался родным братом бывшего предводителя... — Визит отца Федора вслед за посещением Бендера — вариация того же мотива, что и в ЗТ 1, где в кабинет председателя исполкома один вслед за другим являются три сына лейтенанта Шмидта. О литературных параллелях "встречи двух братьев" см. ЗТ 1//27. Сходство по другой линии обнаруживается с "Голубым карбункулом" Конан Дойла — рассказом одного с ДС сюжетного типа. Выясняя маршрут рождественского гуся, в зобу которого был найден драгоценный камень, Шерлок Холмс хитростью выведывает у торговца битой птицей в Ковент-Гардене адреса его поставщика и покупателя; как и в ДС, нужная информация отыскивается в товарных книгах. Когда сразу вслед за Холмсом к торговцу с такими же расспросами является другой искатель камня, тот его грубо гонит вон: "Надоели вы мне с вашими гусями!" (Коробейников, напротив, беззлобно удивляется: "И чего это их на воробьяниновскую мебель потянуло?").

11//20

Он разделся, невнимательно помолился Богу, лег в узенькую девичью постельку и озабоченно заснул. — Ср. сходные уменьшительные формы применительно к дельцу, чем-то сходному с Коробейниковым: " „Страховой старичок" Гешка Рабинович... жил на Невском в крошечной девической квартирке" [Мандельштам, Египетская марка, гл. 6]. — Очеркист упоминает о "девической кровати" в квартире литературоведа М. О. Гершензона [Вл. Лидин, Россия 05 (14).1925].

Примечание к комментариям

¹ [к 11//8]. Из записей разговоров с художником В. А. Фаворским: "Очень сложные черти. Линии, головы, хвосты. Ведь и русская пословица говорит, что „у нечистой силы спины нет"" [В. А. Фаворский, Воспоминания современников. Письма художника. Стенограммы выступлений, М.: Книга, 1991, 95].