20. От Севильи до Гренады

20//1

Позвольте, а где же отец Федор? Где стриженый священник церкви Флора и Лавра? — Известная формула возвращения к оставленной теме; ср. Что ж мой Онегин? Полусонный... [Евгений Онегин, 1 .XXXV]. Двойные "где? ", когда одно лицо называется дважды, прямо и перифрастически, как в ДС, ср. в "Полтаве": Но где же первый, званый гость? Где первый, грозный наш учитель...? / И где ж Мазепа? где злодей?

20//2

Бежал он по перрону с чайником кипятку... — Пассажир, бегущий за кипятком, — давнишний персонаж "физиологического очерка" о поезде: "Набрав воды в медные чайники, в вагоне будут пить чай в прикуску и почему-то приговаривать: „Чай пить — не дрова рубить"" [Прегель, Мое детство, 1: 202]; "На станции все устремляются к будке с открытым окном. В будке помещается дымящийся котел с кипятком. Под кран котла подставляются всевозможные сосуды: бутылки, термосы, чайники, ведерки... Второй звонок. Все пассажиры несутся к своим вагонам. В вагоне кипяток тотчас же превращается в чай" [Эгон Эрвин Киш, Путешествие незнатного иностранца, ТД 06.1927; то же в: Wicksteed, Life Under the Soviets, 104-105]. "Не мне придется бегать на каждой станции за кипятком, не я буду распивать веселые вагонные чаи..." [Г. Гайдовский, К морю, очерк. КН 26.1926], и т. п.

20//3

Взалкал отец Федор. — " Взалкал " в Евангелиях значит " проголодался ": " Там сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни; а по прошествии их, напоследок взалкал" [Лк. 4.2]. В переносном смысле: Добра чужого ты взалкал [Некрасов, Еще тройка]. Юмористически употреблялось гудковцами: "Я взалкал, Вера Трофимовна! Взалкал. Хорошо бы поесть чего-нибудь" [Катаев, Фантомы (1924)].

20//4

Письмо отца Федора... — Довольно близкую параллель, а возможно, и источник линии отца Федора находим в повести Шолом-Алейхема "Менахем-Мендл", герой которой также пускается в спекуляции в разных городах Российской империи и рассказывает о них в письмах к жене. Как и о. Федор, Мендл сулит жене близкий успех, подарки и хорошую жизнь: "Квартиру снимем на „Ришелье", купим хорошую мебель и заживем так, как живут у нас в Одессе". Ср. слова о. Федора: "...заживем в Самаре, возле своего заводика" [ДС 27]. "Только бы реализация прошла благополучно — тогда я, с божьей помощью, куплю тебе все что пожелаешь, и гораздо больше, чем ты можешь себе представить". "Я расспросил, где здесь покупают бриллианты, и присмотрел для тебя парочку вещиц". Ср. о.Федора: "...когда мы разбогатеем (а до этого днями нужно считать), тогда и мусульманское покрывало купить можно будет" [ДС 32]. Отзывы Мендла о городах напоминают путевые впечатления о. Федора: "Я просто не в состоянии описать тебе город Одессу, его величие и красоту, его жителей с их чудесным характером, а также блестящие дела, которые здесь можно делать". Ср. о. Федора: "Город Харьков шумный — центр Украинской республики. После провинции кажется, будто за границу попал" [ДС 20]. Почти каждое письмо Мендла кончается припиской: "Главное забыл!", и то же находим мы в письмах о. Федора: "Да! Совсем было позабыл рассказать тебе про страшный случай..." [ДС 27]. "Перечел письмо и увидел, что о деле ничего не успел тебе рассказать" [ДС 32]. Как и авантюра о. Федора, предприятия Мендла кончаются крахом [Шолом-Алейхем, Собр. соч., т. 1].

Несомненна также связь писем отца Федора с письмами Ф. М. Достоевского к жене, опубликованными Центрархивом в 1926. Б. Сарнов, указавший на это, отмечает текстуальные совпадения ("Твой вечный муж Достоевский" — ср. "Твой вечно муж Федя" в ДС 27) и сходства в ряде мотивов (просьбы прислать денег, перемежаемые с любовными излияниями; жалобы на бытовые неприятности вроде потери зонтика — ср. потерю пиджака и картуза о. Федором [ДС 27, 32; см. Сарнов, Тень, ставшая предметом].

Это насильственное сопряжение православного русского патриота Достоевского с таким специфически еврейским персонажем, как неудачливый коммерсант Мендл, вряд ли случайно. Можно видеть здесь насмешливый выпад соавторов против писателя "в наказание" за получившие скандальную известность антисемитские пассажи его писем к жене.

К заверениям о. Федора в близком успехе, к просьбам добыть деньги продажей вещей и держать все в секрете ("...продай мой диагоналевый студенческий мундир", "Ты брату ничего не говори ", "...продай что хочешь..." — ДС 27,32,37) имеются, конечно, и западноевропейские параллели. Санчо Панса в письме к жене Тересе: "Ты об этом никому ничего не говори... Пусть только стану я губернатором, мы с тобой полотна набелим..." [Сервантес, Дон Кихот, т. 2, гл. 36]. Эжен Растиньяк в письмах к матери: "...я могу быстро разбогатеть", "О моей просьбе не говори ничего папе", "Если ты сама не можешь собрать всей суммы и не остается ничего другого, как продать кружева тети..." и т. п. [Бальзак, Отец Горио: Собр. соч., т. 3: 78].

Наконец, еще один источник стиля писем о. Федора — древнерусские "Хождения" (см. ДС 32//9).

20//5

...И вдруг из-за угла с рыканьем человек на меня лезет, как лев... — Евангельская терминология: "...супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, некий кого поглотити" [1 Петр, 5.8]. "Сей же правитель напустился на меня с криком и рыканием" [из дневника протопопа Туберозова; Лесков, Соборяне, 1.5]. Речь отца Федора пронизана церковными и древнерусскими оборотами; об элементах средневековых "хождений" в его письмах к жене см. ДС 32//9.

20//6

Стыдно ему стало, и он ушел от меня прочь, в публичный дом, должно быть. — Ситуацией и интонацией напоминает следующее место из сатириконовской юморески: "Высунул свою мордочку какой-то зверек, должно быть репортер. Я погрозил ему клюкой, и он исчез... Должно быть, побежал к телефону" [Влад. Азов, Excelsior, Ст 07.1912].

20//7

Варфоломеич — очень порядочный старичок. Живет себе со старухой бабушкой, тяжелым трудом хлеб добывает. — Слова эти не всем понятны, т. к. бабушка Коробейникова, присутствовавшая в первом издании романа, исключена соавторами из канонического текста. В той же главе, где Бендер и отец Федор являются с визитами к архивариусу, рассказывалось о том, как Коробейников застраховал жизнь бабушки, но потерпел большие убытки, так как столетняя старуха не спешила умирать [Ильф, Петров, Необыкновенные истории..., 394-395]. Видимо, упоминание о бабушке в письме сохранено соавторами за его стилистическую окраску, хорошо отражающую характер пишущего.

20//8

...Брунса здесь уже нет... Брунс служит теперь в Ростове... — В дальнейшем окажется, что Брунс из Ростова переехал в Баку (см. письмо отца Федора в ДС 27); приехав в Баку, священник обнаружит, что инженер отбыл в Батум [ДС 32]. Поиск, при котором разыскиваемый движется, а ищущему всякий раз сообщают, что тот лишь недавно был здесь, — тип сюжета с поиском, представленный, среди прочего, в романе Ксенофонта Эфесского о Габрокоме и Антии; в "Лавке древностей" Диккенса ("одинокий джентльмен", разыскивающий Нелл и ее деда); в конце "Аси" Тургенева; в "Эванджелине" Г. У. Лонгфелло; в "Лолите" Набокова (герой гоняется за Лолитой и Квилти по записям, оставляемым ими в мотельных книгах); в "Почте" С. Маршака (письмо следует за адресатом по свету) и др.

В романе — два гарнитура стульев и, соответственно, две параллельных линии поиска: Бендера-Воробьянинова и отца Федора. Сюжетный профессионализм соавторов виден в том, как путешествия и передвижения героев мотивированы в этих двух линиях двумя четко различными, по отдельности известными факторами: в первой — расчлененностью объекта поисков (модель конандойловских " Шести Наполеонов "), во второй — его мобильностью (модель "Почты").

20//9

Любовь сушит человека. — Из частушки, известной еще до революции:

На горе стоит аптека,

Любовь сушит человека.

Дорогой мой Колечка,

Люби меня тихонечко

[см., например, Сборник великорусских частушек, 147]. В некоторых сборниках ограничена первыми двумя строками. В отдельных версиях строки 3-4 звучат: Повенчаться — да не венчаться, / Эх, да лишь в аптеку постучаться. Связь между любовью и аптекой (т. е. покупкой яда от несчастной любви) в фольклоре постоянна. Ср.: От любови нет излеки / Ни в больнице, ни в аптеке [Сборник..., 415] или памятную радиослушателям 40-х гг. песню серебряного фолк-сопрано Татьяны Благосклоновой " В моем садочке...":

Пойду в аптеку, куплю яду — 

Аптекарь яду не дает:

"Така молоденька девчонка

Из-за любови пропадет".

В пародийной переделке:

На горе стоит аптека,

И пускай себе стоит.

Ах, зачем у человека

Ежедневный аппетит

[Дон-Аминадо, Эмигрантские частушки (1928)]. Частушка про аптеку цитируется в фельетонах и прозе [М. Булгаков, Аптека, Гудок 07.01.25, Ранняя неизвестная проза; Г. Венус, Зяблики в латах (1928), гл. III.1, идр.].

20//10

От Севильи до Гренады... — В заглавии и в тексте главы — цитаты из серенады Дон Жуана (сл. А. К. Толстого, муз. П. И.Чайковского). Звон мечей — неточность (в драматической поэме А. К. Толстого "Дон Жуан" — стук). Этот романс не раз упоминается в литературе, обычно выражая некий подъем, освобождение от запретов, прилив бодрости и сил, часто с вызывающим или пикантным оттенком. Так, в рассказе В. Л. Кигн-Дедло-ва "Лес" эти строфы исполняются в контексте мужских разговоров о женщинах и романах [Писатели чеховской поры, т. 2]. В фельетоне М. Булгакова "Как он сошел с ума" [в кн.: Забытое] пение их свидетельствует о буйном помешательстве. В его же "Собачьем сердце", как и в ДС, серенада связывается с омолаживанием — ее напевает профессор Преображенский и подхватывает пациент, впервые за много лет почувствовавший себя мужчиной [гл. 2]. В "Затоваренной бочкотаре" В. Аксёнова строки из этого романса всплывают в эротическом сне одного из героев, который наяву представляет из себя кабинетного ученого, далекого от донжуанских наклонностей [2-й сон Вадима]. Подобное же возрождение чувств испытывает Ипполит Матвеевич. Итак, реминисценция из серенады Дон Жуана вполне на своем месте.

20//11

От нее мог произойти только нежнейший запах рисовой кашицы или вкусно изготовленного сена, которым госпожа Нордман-Северова так долго кормила знаменитого художника Илью Репина. — Наталья Борисовна Нордман-Северова (1863-1914) — спутница жизни И. Е. Репина. Имея радикальные взгляды в ряде общественных и бытовых вопросов, смело проводила их в жизнь, снискав репутацию эксцентричной и властной особы. Порядки, заведенные ею на даче Репина в Пенатах (Куоккала), во многом предвосхищали austerity революционной эпохи (не случайно упоминается она в связи с вынужденным вегетарианством Коли и Лизы). Гости Пенат вспоминают, среди прочего, обилие плакатов и изречений на стенах: "Не оскорбляйте прислугу, давая ей на чай", "Не ждите прислуги, ее нет", "Все делайте сами", "Не беспокойте горничную докладом, а бодро и весело ударьте в там-там", "Не оставайтесь к обеду без приглашения" и т. п. [ср. ДС 8//10], обычай здороваться за руку с дворником и садовником [ср. ниже, примечание 19] и др.

Г-жа Нордман учредила в доме растительную диету, в которой главным блюдом было сено:

"Много посмеялись газеты над великим художником, который на старости лет начал „сено есть"... Действительно, суп из сена я у них ела, от вареного овса всячески увиливала, предпочитая утолять аппетит томатами, капустой и прочими привычными блюдами. Помню, подавалась „селедка" не то из рубленой моркови, не то из картофельной шелухи [ср. „фальшивого зайца", „морковное жаркое" и „картофельную чепуху" из меню Коли и Лизы в ДС 17]. Хозяйка дома считала, что отбросов быть не должно, что все они применимы для еды (увы! в годы военного коммунизма мы сами принуждены были этому поверить)... Карикатуристы „Петербургской газеты" усердно занимались ею" [Лидарцева, Воспоминания о Репине].

Сенная диета Репина, получившая громкую известность, была одним из курьезов щедрой на чудачества российской belle epoque. Ее не обошли вниманием и учителя Ильфа и Петрова — сатириконовцы: "Марья Николаевна... была склонна к „новому искусству", любила Сологуба, Блока, „Аполлон", сено и солому а 1а Репин..." [О. Л. Д’Ор, Стилизованная елка // О. Л. Д’Ор, Рыбьи пляски]. "Товарищи! Все на сенокос! В сене наша будущность..." [проповедует г-жа Нордман в фельетоне — О. Л. Д’Ор, Ст 29.1912]; "[Голодным французам в Москве 1812 г.] осталось одно сено, но не было госпожи Нордман-Северовой, чтобы сварить им из сена бульон, курицу и компот" [Всеобщая история, обработанная "Сатириконом", 235]. В сознании публики имя художника прочно связалось с сеном: "Я слышал своими ушами в Крыму, в санатории, как, получив известие, что Репин скончался, одна вдова профессора, старуха, сказала другой: „Тот самый, что сено ел". Услышав эту чудовищную характеристику Репина, я, конечно, не мог не подумать, что в подобной его репутации виновата, в сущности, Наталья Борисовна" [Чуковский, Современники].

20//12

Я здесь, Инезилья, стою под окном. — Цитата из романса Глинки на слова Пушкина. Текст романса: Я здесь, Инезилья, / Стою под окном, / Объята Севилья / И мраком и сном — слегка отличается от пушкинского (Я здесь под окном) [см.: Алексеев, Из истории..., 159].

20//13

Совершенно разошедшиеся демоны... повезли парочку в кино "Арс". — Старый кинотеатр на Тверской, 61, недалеко от Триумфальной площади. Позже в этом здании разместился драматический театр им. К. С. Станиславского.

20//14

...Ипполит Матвеевич повез Лизу в "Прагу", образцовую столовую МОСПО... — Ресторан в начале Арбата, существует до сих пор. До революции там "собиралась богемно-купеческая и артистическая Москва"; вдоль ресторана тянулся "хвост высокосаночных лихачей" [Степун, Бывшее и несбывшееся, т. 1: 316]. В 1927 слово "ресторан" в госсекторе не применялось: в справочнике "Вся Москва" даже самые большие рестораны — "Прага", "Гранд-Отель", "Европа", "Савой" — числятся как "столовые". Здоровье и радость — / высшие блага — // в столовой "Мосселъпрома" / (бывшая "Прага" ) [В. Маяковский]. В Одессе "прославленные „кафэ Робина и Фанкони“ стали "идальнями Укр-нархарча" [Д. Маллори, Из вагонного окна, Ог 12.08.28].

20//15

"Прага" поразила Лизу обилием зеркал, света и цветочных горшков. — Те же признаки арбатского ресторана находим в рассказе И. Бунина "Казимир Станиславович" (1916): "...горшки с тропическими растениями, из тех, что переезжают с похорон на свадьбы и обратно" и "...большой зеленоватый зал со множеством широких зеркал..." В последние годы ancien regime это уже не прежний, респектабельный, но "большой низкопробный ресторан". У Бунина заглавный герой, обнищавший, опустившийся дворянин, приезжает в "Прагу", чтобы вспомнить доброе старое время, и оставляет там (а затем в публичном доме) все свои деньги ¹. Сходство между романом и рассказом можно видеть также во времени действия (весна — апрель) и в поведении пожилого женолюба, например: "Казимир Станиславович несколько раз выходил из жаркого зала в прохладные коридоры, в холодную уборную, где странно пахло морем..." (ср.: "Ипполит Матвеевич часто вскакивал и, не извинившись, уходил в уборную" — отметим даже параллелизм синтаксиса в первой половине фраз).

20//16

Теперь ему было положительно стыдно за свои баронские сапоги с квадратными носами, штучные довоенные брюки и лунный жилет... — Тупоносые сапоги — признак старомодного вкуса. Ср. Бунина: "[Старый улан] ...в просторном чесучовом костюме и тупоносых башмаках..." [Натали, действие в 1880-е гг.] или воспоминания старого кадета: "...высокие, грубые юнкерские сапоги с широкими, как буква „п“, носами" [Вадимов, Люди и звери, 7].

Стыд Воробьянинова отдает классикой. У Бальзака Люсьен Шардон, попав в Париж, стыдится своего костюма и обуви. "Живое воображение... открыло ему безобразие его отрепий... старомодный покрой и неудачный оттенок этого нелепого синего фрака... Жилет был чересчур короток и в забавном провинциальном вкусе... Нанковые панталоны он встречал только на простолюдинах... Какая женщина могла подивиться красоте его ног в грубой обуви, привезенной из Ангулема?" [Утраченные иллюзии, ч. 2].

20//17

— Будьте добры! — взывал он к пролетавшим мимо работникам нарпита. — Сию минуточку-с! — кричали официанты на ходу. — Беготня половых (официантов) — общее место в ресторанно-трактирных сценах. Ср. у Гоголя: "Половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом" [Мертвые души, гл. 1]; у Чехова: "Половые, толкаясь и налетая друг на друга, носили целые горы блинов..." [Глупый француз]; у Бунина: "...белые половые бегали, танцуя, выгибая спины и откидывая назад затылки..." [Жизнь Арсеньева, кн. 5]; у Н. Москвина: "Быстрокрылая белая рать, как пречистые херувимы, летает от стола к столу" [Чай // Н. Москвин, Снова в пути]. Было выражение "бегать в половых" : "Все [наши] и дедья-то в половых бегали. Весь род бегал. Бегуны!" [Леонов, Вор, 22].

20//18

— Однако, — пробормотал он,— телячьи котлеты два двадцать пять... — Ср. в "Анне на шее" Чехова: "[Муж Анны] брал грушу, мял ее пальцами и спрашивал нерешительно: — Сколько стоит? — Двадцать пять копеек. — Однако! — говорил он и клал грушу на место".

20//19

Скажите, товарищ, нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского? — Обращение "товарищ", пожимание руки работникам сервиса — черты демократизированного советского быта: "Товарищ, кофе!.. Заливного поросенка, товарищ!" [в ресторане; Н. Beraud, Се que j’ai vu a Moscou, 62-65]. "Подозвать ту вот симпатичную женщину в белом, да и заказать ей два стакана кофе... по-варшавски? — Слушайте, товарищ... нам бы... этого..." [Н. Погодин, Зайдемте в советскую чайную, Ог15.01.28]. "Да вы брейте, товарищ!" [клиент — разговорчивому парикмахеру; В. Андреев, Серый костюм, гл. 3 (1930, действие в 1925)]. В то же время, по словам Шульгина, к московским официанткам "обращаться официально надо „гражданка”, но лучше „барышня”" [Три столицы, гл. 17] ². — Забавно, что припертый к стене Ипполит Матвеевич предлагает Лизе студенческое овощное меню — объект еще недавнего презрения. Это напоминает такие лицемерные возгласы Ипполита Матвеевича, как "властью рабочих и крестьян" или "дерут с трудящихся втридорога".

20//20

В Ипполите Матвеевиче продолжал бушевать делопроизводитель загса. — Применяемую здесь фигуру см. у А. Аверченко: "Во мне заговорил игрок..."; "Игрок во мне уже не говорил, а вопил благим матом" [Настоящие парни].

20//21

На время выручила концертная программа. — Типичные элементы ресторанной эстрады, как они зарисованы советскими и иностранными гостями Москвы, — это частушки на темы дня, исполняемые певцом и певицей в деревенских костюмах, гармоника, балалайка (играют очень хорошо), русские и кавказские танцы (тоже в хорошем исполнении), сопрано (обычно неважное), цыганский хор, развязный конферансье с остротами и прибаутками на актуальные темы. В более "вестернизированных" ресторанах — номера в стиле американской эстрады (так себе), сопрано с итальянским оперным репертуаром, иногда неплохой бас и та же по-деревенски одетая парочка, но с менее злободневной тематикой. В "Праге" в январе 1927 для посетителей играет оркестр, поет украинский хор и читаются лекции [Wicksteed, Life Under the Soviets, 36; Benjamin, Moscow Diary, 108].

Очерк H. Равича "Мещанин веселится" дает несколько иную — и тенденциозную, как это видно уже из заглавия — зарисовку ресторанной или, как ее тогда называли, пивной эстрады лета 1927. В 8 часов вечер открывается "детскими песенками" двусмысленного содержания и сальным анекдотом. В 10 часов наступает очередь экзотического репертуара для нэпманов: "...негры, бананы, острова Таити, любовь к цветной девушке, фокстроты всех видов". В 11 часов появляются "девушки, продающие цветы, и немые, рассовывающие повсюду подозрительные запечатанные пакеты". В 12 часов "рыдает цыганский хор"; в час ночи другой хор поет о ямщиках, Стеньке Разине и проч. Бывают также сатирические номера (один исполнитель изображает реакционного обывателя, другой — благонамеренного советского гражданина) и политические (антитроцкистские) куплеты [ТД 08.1927]. Ресторанная эстрада в Ленинграде (рифмованный конферанс на темы нэпа, певица с романсом "Мы разошлись, как в море корабли", цыганы) изображена в "Растратчиках" В.Катаева [гл. 7].

В. В. Шульгин, описывая московский "кабак" примерно того же времени, упоминает рекламные номера: "В воздухе стоял сизый дым, сквозь который четыре девы, стоя на эстраде в фантастических костюмах, нечто вопили. Это нечто оказалось некое мистическое слово „Моссельпром”... О Моссельпром, о Моссельпром, / Перевернул ты все вверх дном! / Исчезли беды и напасть, / Жизнь наша стала просто сласть. / О Моссельпром, и т. п. При этом они дрыгали ножками и ручками... Потом появился хор, который очень недурно пел какие-то песни. Публика поддавала и вообще вела себя неприлично" [Три столицы]. О Моссельпроме см. ДС 25//1.

Ипполит Матвеевич ведет свою даму в ресторан высокого, по московским стандартам, класса. Места более низкого пошиба подавляют иностранных наблюдателей эпохи нэпа мрачностью своего веселья: полумрак, шныряющие в нем темные личности, отсутствие оживления и смеха, обилие халтуры и скабрезности в пивной эстраде, которой кормились в те годы преимущественно безработные актеры, производят угнетающее впечатление. [Шульгин, Три столицы; Савич, Воображаемый собеседник, гл. 6; Кольцов, Пустите в чайную (1928); Нежный, Былое перед глазами, 188-192; Beraud, Се que j’ai vu a Moscou, 85, и др.].

20//22

Воробьянинов — растратчик. — Растрата — одно из наиболее частых в 20-е гг. должностных прегрешений, тема бесчисленных статей, рассказов, пьес, кинофильмов и даже медицинских исследований. В мае 1927, т. е. именно во время действия ДС, "Известия" сообщают о серии судов над растратчиками: старший бухгалтер, присвоивший 43 тысячи рублей казенных денег, приговорен к расстрелу, заведующий магазином, растративший 17 тысяч, — к 8 годам со строгой изоляцией [Из 18.05.27 и 21.05.27]. "Минздравом организована клиника по изучению растратчиков при МУРе" [эпиграф над рисунком в См 30.1926].

"Судя по некоторым признакам, сейчас утверждается [в литературе] мода на растратчика", — отмечает пресса [См 28.1927]. Наиболее известное произведение на эту тему — "Растратчики" В. Катаева (1926); упомянем также фельетоны М. Булгакова: "День нашей жизни", "Угрызаемый хвост", "Бубновая история" — и М. Кольцова: "Путешествие в Дюшанбе", "Пустите в чайную"; повесть Вл. Лидина "Идут корабли"; сборник "Растраты и растратчики" (ред. Ф. Благов, 1926); фильмы "Круг" ("Долг и любовь"), "В трясине", "Свои и чужие", "Растрата" идр. [Советские художественные фильмы, т. 1]. Ср. мотивы растраты у соавторов в ЗТ 4 (работники арбатовского кооператива), 11 (т. Индокитайский), 17 (Паниковский-растратчик). В первой редакции ДС была сюжетная линия писателя Агафона Шахова, написавшего роман о растрате, прочтя который кассир издательства (выведенный в романе и получивший в подарок авторский экземпляр) совершал растрату [Одесский и Фельдман, ДС, 179-182, 260-263, 360-362].

Обычные услады растратчиков — женщины, рестораны, катанье на извозчике, такси или казенной машине. Из интервью с московскими лихачами: "С наших козырьков человек обязательно в Бутырки попадает. Сидит он себе в железном тресте, а потом в „Прагу" как зачнет ездить — значит, до казны добрался" [Г. Яффе, Руки и вожжи, КН 17.1929]. Зловеще-подозрительной казалась уже сама ассоциация казенных денег и городских средств транспорта: "Это зачем же, товарищи, на извозчика садиться с казенной наличностью?" [Катаев, Растратчики, гл. 2].

Очевидный для всех богатый драматический и философский потенциал растраты сделал ее "горячей" темой. Писатели реалистического направления склонны были облекать растрату в такие традиционные категории "большой" литературы, как трагическая ошибка, душевный кризис, очистительное испытание и проч. Более модернистское решение рассматривало растрату как безотчетную реакцию на экзистенциальную тоску, порожденную серостью советской жизни, как иррациональное соскальзывание с проторенного пути на "поиски чего-то иного", приводящее к распаду жизни и к гибели героя — примерно так можно резюмировать роман О. Савича "Воображаемый собеседник" (1928).

Решая тему эксцентрически и в духе черного юмора, юмористы изображают соблазн казнокрадства как неодолимую стихию, против которой начальники учреждений воздвигают всевозможные преграды — от слезных призывов к бухгалтерам и кассирам воздержаться от кражи и приказа гнать от учрежденческого подъезда "к чертовой матери всех извозчиков" до блестящей идеи хранить наличность в виде медных монет ("Десять больших мешков, пудов сорок, пусть-ка попробуют сопрут!"); от политики приема на должности кассиров только безруких инвалидов, ибо "руки — орудие растрат", до замены кассиров автоматами [Катаев, Мрачный случай (1925); Б. Перфилов, Яды и противоядия, См 11.1926; Д’Актиль, См 09.1926]. В ленинградском юмористическом листке "Пушка" существовал особый жанр — маленькая хроникальная заметка, чье заглавие было добротным газетным клише-метафорой, а в тексте заметки получало буквальный и неожиданно-озорной поворот. Заметки на тему растраты, например, звучали так:

Юдин спас троих. Неизвестный гражданин, отказавшийся назвать свою фамилию, уговорил трех кассиров не ходить в клуб и не проигрывать казенные деньги" [Пу 12.1926]. (Другой пример этого типа: "Начали жать хлеб. Сестрорецк. Получаемый из Ленинграда хлеб жители перед едой жмут пальцами, чтобы обнаружить гвозди, веревки и прочие посторонние предметы" [Пу 16]).

В более широком плане воробьяниновская растрата, как и ряд других моментов, связанных с компаньонами Бендера, отражает мотив "бестолковых спутников", нередкий в романах с приключениями и путешествиями. Как правило, спутники недальновидны, слабы, хитры, делают глупости и бунтуют против вождя. Классический пример — в "Одиссее" (съедение запретных быков и последовавшие бедствия); в новой литературе мотив представлен у Филдинга (Партридж в "Томе Джонсе", который то злоумышляет против хозяина, то злословит о нем, то уговаривает его прекратить путешествия, то подбивает на нечестные поступки, то сам проворовывается), у Диккенса (дед в "Лавке древностей", проигрывающий общие деньги) и др. Во втором романе соавторов подобный тип представлен в лице Паниковского.

20//23

Ночной зефир / Струит эфир... / Шумит, / Бежит / Гвадалквивир. — Из стихотворения Пушкина "Ночной зефир..." (1824). Стихи положены на музыку многими композиторами, включались в песенники и вошли в народный обиход (например, в рассказе Н. А. Лейкина "Именины старшего дворника" солдат поет его горничной).

20//24

Затем Ипполит Матвеевич подружился с лихачом, раскрыл ему всю душу и сбивчиво рассказал про брильянты. — Веселый барин! — воскликнул извозчик. — "Веселый барин" — из лексикона извозчиков, ср.: "— Гы-ы! —ухмыляется Иона. — Ве-еселые господа!" [Чехов, Тоска]. "Раскрытие души перед извозчиком" — мотив известный; ср. хотя бы Толстого [Юность, гл. 8] или уже упомянутого "Казимира Станиславовича" Бунина, где седок пытается делиться с извозчиком воспоминаниями. В обратном варианте (извозчик пытается рассказать о своем горе седокам) мотив можно встретить в чеховской "Тоске".

Примечания к комментариям

¹ [к 20//15]. В случае Воробьянинова это сексуальное завершение вечера представлено в нереализованном виде — мы имеем в виду его безуспешный призыв к Лизе "поехать в номера". Другое косвенное напоминание в линии Воробьянинова о бунинском герое может быть усмотрено в письме отца Федора к жене: "Стыдно ему стало, и ушел он от меня прочь, в публичный дом, должно быть" [ДС 20].

² [к 20//19]. Принципы взаимного именования граждан в культуре нэпа отличались пестротой и пока недостаточно изучены. Любопытный, хотя и очевидно не исчерпывающий комментарий к тогдашней номенклатуре обращений (и при этом только в служебной обстановке) дает юморист В. Ардов:

"Не мешает усвоить некоторые принципы именования сотрудников, к которым вы обращаетесь. А именно: служащие во френчах, кожаных куртках с обильными значками и секретарши с накрашенными губами обзываются „товарищ". Сотрудники в толстовках и пиджаках, украшенные редкими регалиями, охотнее отвечают на обращение „гражданин", а секретарши с декорированным ротовым отверстием намного веселее идут на кличку „барышня" или даже „мадмазель". Старые кассиры в оловянных, нитками скрепленных очках любят, чтобы их называли „папаша"; пожилые уборщицы и курьерши не возражают даже против эпитета „бабушка" или „тетка"" [В. Ардов, Самоучитель хорошего советского тона, Ог 13.02.27]. Некоторые образцы тогдашних обращений и фамильярных именований (главным образом из ДС/ЗТ):

ТОВАРИЩ: "Товарищ!.. Вы! Вы! Толстенький! Которому художник нужен!" (Бендер — завхозу, ДС 31); "Това-арищ Бендер..." (Ипполит Матвеевич, ДС 21); "Товарищ Бендер... куда же вы?" (Грицацуева — сбежавшему от нее "мужу", ДС 28); "Вам мат, товарищ гроссмейстер" (шахматист-любитель — Бендеру, ДС 34); "Правда, товарищ?" (турист — Бендеру у входа в пятигорский Провал, ДС 36); "Вамчего, товарищ?" (председательисполкома — Бендеру, ЗТ1); "Разве вы не видите, товарищ, что я закусываю?" (служащий — Балаганову в "Геркулесе", ЗТ 11); "Лучше б не спрашивали, товарищ Бомзе..." (служащий — Бомзе, ЗТ 11); "Вы ошиблись, товарищ... " (Корейко — Бендеру, когда тот, придя под видом милиционера, пытается вернуть Корей-ко 10 тысяч, ЗТ 14).

ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ: "Нашему дорогому товарищу Насосову сла-ва!.." (пожарные, ДС 2); "Бонжур!.. Где это я вас видел, дорогой товарищ?" (Персицкий — Бендеру, ДС 39); "Привет... дорогому товарищу Керженцеву..." (на плакате в деревне, ЗТ 6). В любовном контексте: героиня повести А. Н. Толстого "Василий Сучков" с ностальгией вспоминает о поклоннике, который "любил меня, „дорогим товарищем" называл" [гл. 10].

ГРАЖДАНИН: "Слушайте, Персицкий... к вам вот гражданка по делу пришла" (Степа — Персицкому о Грицацуевой, ДС 28); "Утрите ваши глазки, гражданка" (Бендер — Грицацуевой, ДС 28); "Приобретайте билеты, граждане!" (Бендер — посетителям пятигорского Провала, ДС 36); "Мусик... поговори с этим гражданином" (инженер Брунс — жене об отце Федоре, ДС 37); "Уходите, гражданин!" (Корейко — Бендеру, когда тот приходит к нему с "делом Корейко", ЗТ 22). Скрещение этого и предыдущего обращений: "А вот извольте прокачу, нам по дороге, дорогой гражданин" (извозчик — седоку; Н. Никитин, Зимние дни, КН 04.1926).

ГОСПОДИН: "Господин Воробьянинов!.. Почет дорогому гостю!" (Безенчук — Ипполиту Матвеевичу, ДС 30).

ОТЕЦ, ПАПАША: "А что, отец... невесты у вас в городе есть?" (Бендер — дворнику, ДС 5); "Слушай, ты, папаша, это в Париже грипп свирепствует" (Бендер — гробовщику, ДС 30).

ДЕДУШКА: "Вот что, дедушка... неплохо бы вина выпить" (Бендер —дворнику, ДС 5).

МАДАМ, МАДАМОЧКА, ДАМОЧКА: "Вот спасибо вам, мадамочка..." (вдова Грицацуева — Елене Станиславовне, ДС 10); "Гоните тридцать рублей, дражайший... Не видите — дамочка ждет" (Бендер Воробьянинову об аукционной барышне, ДС 21); "Пардон, мадам, вы видите, что я занят!" (Персицкий — Грицацуевой, ДС 28); "Простите, мадам, это не вы потеряли на углу талон на повидло?" (Бендер — неизвестной, ЗТ 12).

ДЕВУШКА, ДЕВОЧКА: "Должна вас предупредить, девушка, что я за сеанс меньше пятидесяти копеек не беру..." (Елена Станиславовна — вдове Грицацуевой, ДС 10); "Милая девушка... продайте мне этот стул... Продайте, девочка, а я вам дам семь рублей" (Бендер — Эллочке, ДС 22); "Тише, девушка! Женщину украшает скромность" (Бендер — Грицацуевой, ДС 28).

ТЕТКА: "Вот что, тетка... так и быть, я вам скажу, где ваш О. Бендер" (Персицкий — Грицацуевой, ДС 28); "Как нужно работать, тетка?" (сотрудник — пожилой судомойке; Е. Зозуля, Маленькие рассказы, Чу 20.1929).