12. Знойная женщина — мечта поэта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

12//1

Заглавие. — "Мечта поэта", по-видимому, восходит к романсу "Нищая (из Беранже)"1, слова Д. Т. Ленского, музыка А. А. Алябьева. Романс входил в репертуар эстрадных певцов: Вари Паниной, Вадима Козина и др.: Сказать ли вам, старушка эта / Как двадцать лет тому жила?/ Она была мечтой поэта, / И слава ей венок плела... [Русский романс, 519, 606]. В 1916 вышел фильм "Нищая" ("Подайте, Христа ради, ей") со звездами И. Мозжухиным и Н. Лисенко в главных ролях. Слова романса о "мечте поэта" превратились здесь в сюжетную линию. Видимо, отсюда же ведет свое название и стихотворение В. Маяковского "Мечта поэта" [Поли. собр. соч., т. 7].

12//2

— Где там служить! Прихожане по городам разбежались, сокровища ищут. — Некоторый параллелизм — в реплике отца Варлаама у Пушкина: "Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут... Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души" [Борис Годунов].

12//3

Розы на щеках отца Федора увяли и обратились в пепел. — Ср. "Розы погасли на щеке Танькина" [Ильф, Судьба Аполлончика (1924), в его кн.: Путешествие в Одессу, 137].

12//4

— Старые вещи покупаем, новые крадем! — крикнул Остап вслед. — Л. Утесов вспоминает "Старещипаем" ("Старые вещи покупаем") в ряду уличных выкриков старой Одессы [Одесса моего детства // Л. Утесов, Спасибо, сердце!, 23], "Старье берем!" — кричал в послевоенные годы по дворам московский старьевщик.

12//5

Мне угодно продать вам старые брюки... Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и от мертвого осла уши. — Старые брюки — традиционный предмет купли-продажи старьевщиков. Ср. стихи Дм. Цензора: И басит ему снизу татарин: / Барин, старые брюки продай [Весеннее утро в доме № 37 // Русская стихотворная сатира]; раскованные, но прелестные стихи П. Потемкина:

Твой товар не существенный,

Вот были бы брюки!

За них даем естественно

Три рубля за две штуки

[Татарин, Ст 13.1912]; или, в советское время, — А. Флита:

Когда б мы так входили в курс науки,

В проблемах дня так рьяно лезли вглубь,

Как сын Татарии влезает в брюки,

Кладет на стул и предлагает... рупь

[Бе 18.1928]. Ходящий подворам татарин, "шурум-бурум" — всем знакомая фигура в Москве тех лет и позже (вплоть до 1940-х гг.): "Его меланхолический зов раз-два в неделю раздается в каждом квартале" [из московского дневника В. Беньямина; цит. покн.: Туровская, Бабанова..., 115].

О значении брюк (штанов) в советской культуре описываемого времени см. ЗТ 7//14.

...От жилетки рукава, круг от бублика... — традиционные примеры несуществующих предметов. Первый из них был особенно популярен в Одессе. К. Паустовский пишет о "древнем законе барахолки" в Одессе, по которому "если хочешь что кушать, то сумей загнать на Толчке рукава от жилетки" [Время больших ожиданий, 8]. По словам очеркиста, в старой Одессе считалось коммерческим подвигом "перекинуть вагон рукавов от жилетки", "сделать кожу", "сделать вату" [Одессит умер, Ог 04.09.27]. Второй ср. у Маяковского: Одному — бублик, другому — дырка от бублика. / Это и есть демократическая республика [Мистерия-буфф, явл. 14].

Коллекции подобных фиктивных предметов типичны для фольклора, ср.: "Как в загадке — дыра от бублика" [Оренбург, В Проточном переулке, гл. 10]. По-видимому, они имеют давнюю связь с мифом и заговором. В "Младшей Эдде", например, упоминается заколдованная нерасторжимая цепь, в которой "соединены шесть сущностей: шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор, медвежьи жилы, рыбье дыхание и птичья слюна... Верно, примечал ты, что у жен бороды не бывает, что неслышно бегают кошки и нету корней у гор" [Видение Гюльви, пер. О. Смирницкой]. Сюда следует добавить "птичье молоко" и другие подобные катахрезы.

Предложение купить или выиграть подобный набор ("еще есть то-то...") — популярный мотив ярмарочных и балаганных выкликаний: "А вот, господа, разыгрывается лотерея: воловий хвост [ср. от мертвого осла уши] и два филея!.. Еще разыгрывается чайник без крышки, без дна, только ручка одна!"; "Еще тулуп новый, крытый, только не шитый. Дубовый воротник, сосновая подкладка, а наверху девяносто одна заплатка" и т. п. [Алексеев-Яковлев, Русские народные гулянья, 63; Богатырев, Художественные средства в ярмарочном фольклоре, 457-464].

12//6

...отец Федор быстро высунул голову за дверь и с долго сдерживаемым негодованием пискнул: — Сам ты дурак! — Подобный ответ на замечание или вопрос, отнюдь не содержащие слов "ты дурак" в прямом виде, встречается в сатириконовском юморе. Ср.: "Спросил третьего [обывателя, в порядке "опроса общественного мнения"]: — Письмовником когда-нибудь пользовался? Этот вопрос парировался крайне едко: — Сам идиот" [Аверченко и др., Самоновейший письмовник, 131]. Такого же типа диалог: "— Твое вино, Глициний... нельзя принимать внутрь. — От собаки и слышу, — спокойно отвечал Глициний..." [Арк. Бухов, О древних остряках // Арк. Бухов, Рассказы, памфлеты, пародии].

12//7

Почем опиум для народа? — "Религия — опиум для народа" — афоризм Маркса [Критика гегелевской философии права], подхваченный Лениным [Социализм и религия], который в 20-е гг. можно было видеть везде, в том числе (в форме: "Религия — дурман для народа") у входа в одну из святынь русского православия — Иверскую часовню в Москве, вскоре снесенную [Beraud, Се que j’ai vu a Moscou, 25].

12//8

— И враг бежит, бежит, бежит! — пропел Остап. — Из военно-патриотической песни дней Первой мировой войны (мотив Д. Дольского):

Так громче, музыка, играй победу!

Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!

Так за царя, за родину, за веру

Мы грянем громкое ура, ура, ура!

Эти слова служили припевом, основной же текст песни состоял из строф пушкинского "Вещего Олега". Помимо рефрена, в пушкинский текст вставлялись шуточные реплики; например, на вопрос: "Что сбудется в жизни со мною?" — кудесник отвечал: "Не могу знать, ваше сиятельство" [см. Булгаков, Белая гвардия (пьеса), 42,111]. Песня была одним из номеров театра Никиты Балиева "Летучая мышь", о чем генерал В. Н. фон Дрейер рассказывает: "На занавесе изображалась группа солдат, а в вырезанные дыры просовывались головы певцов. И хор пел: „Как ныне сбирается вещий Олег...", и затем: „Из темного леса навстречу ему / Идет вдохновенный кудесник". — Здорово, кудесник, — раздавалось за кулисами. — Здравия желаем, Ваше Превосходительство, — отвечал хор и продолжал: „И громче, музыка, играй победу" и т. д." [На закате империи, 197]; описание номера см. также в воспоминаниях И. Ильинского [Сам о себе, 117]2. В1927 эту песню можно было слышать в исполнении русских певцов в парижском ресторане [см. Никулин, Годы нашей жизни, 207].

Третья строка припева часто менялась смотря по обстоятельствам, например: Так за Корнилова, за Родину, за веру... [Гуль, Конь рыжий, 113]. Были также советские и антицарские версии всей песни: Как ныне мы, властно рабочей рукой / Правим российской землею... с припевом, завершающимся словами: Так за Совет народных комиссаров... и т. д. [Комсомольский песенник, 28; Булгаков, Дни Турбиных, финал].

Рефрен Так громче музыка... иногда придавался другим песням патриотического содержания, например: "Было дело под Полтавой" [Горький, Жизнь Клима Самгина, ч. 4].

Это не первое в советской юмористике применение данной цитаты в тривиальном бытовом контексте. В фельетоне Б. Левина "Ужасно партийный" персонаж поет: "Ура! Мы победили, и враг бежал, бежал, бежал!" — когда ему, благодаря выезду одного из жильцов, достается комната в коммунальной квартире [Сатирический чтец-декламатор].

12//9

Батистовые портянки будем носить, крем Марго кушать. — Крем упоминается С. Герасимовым как элемент "сладкой жизни" в Одессе: "Спуститься в ресторан, где уже играли Саксонский и Митник, где подавали вкуснейшие киевские котлеты, отличнейший крем „Марго" и яблоки в тесте..." [в кн.: Воспоминания о Ю. Олеше]. По-видимому, навеяно Блоком: Гетры серые носила, / Шоколад Миньон жрала... [Двенадцать, гл. 5; отмечено U.-M. Zehrer, 209].

12//10

Будем работать по-марксистски. Предоставим небо птицам, а сами обратимся к стульям. — "Будем работать по-марксистски" — т. е. в соответствии с известным изречением А. Бебеля, которое тот, в свою очередь, перифразировал из первой главы "Германии" Г. Гейне: Den Himmel iiberlassen wir / Den Engeln und den Spatzen — "Предоставим небо ангелам и воробьям". Бебелевская фраза ввиду своей общеизвестности часто цитировалась без указания источника — например, у А. Белого в "Серебряном голубе" [гл. 1: В чайной] и "Петербурге" [гл. 3: На митинг]. Мы находим ее в ранней прозе И. Ильфа: "По-прежнему предоставляя небо птицам, я все еще обращен к земле" [С. Бондарин, Милые, давние годы // Воспоминания об Ильфе и Петрове]. Со ссылкой на Бебеля фраза о небе и птицах приводится на обложке советского юмористического журнала [См 19.1927].

12//11

Рассказ о гусаре-схимнике *****. — У графа Алексея Буланова было немало реальных прототипов — военных и светских львов, пошедших в монахи. Получил известность старец Оптиной пустыни иеромонах Варсонофий (ум. 1912) — бывший казачий полковник П. И. Плеханков; в Валаамском монастыре еще в 1920-е годы жили иеромонах о. Андрей, "красавец, бывший лейб-гвардии гусарского полка" и схиархимандрит Вячеслав, бывший кавалергард [Концевич, Оптина пустынь и ее время, 322; Оболенский, Мои воспоминания и размышления, 106]. Были и другие подобные случаи.

Непосредственным историческим образцом для Буланова послужил А. К. Булатович (1870-1919), путешественник, автор трудов об Абиссинии [см. БСЭ, 3-е изд., т. 4]. На эту зависимость впервые указал М. Гельцер:

"В 1903 г. русский журнал „Разведчик** опубликовал следующее: „Блестящий ротмистр Б., известный путешественник по Абиссинии, близкий к негусу Менелику, инструктор абиссинских войск, отважный охотник на львов и слонов, спортсмен, удалился от мира... Молодому человеку представлялась широкая арена деятельности, но он предпочел подать в отставку и удалился в Задне-Никифоровский монастырь, за Невской заставой... Теперь Б. можно видеть в грубой рясе послушника, исполняющего монастырские работы. Никто бы не узнал в скромном аскете-послушнике бывшего гусара и героя. Б. готовится к постригу в монашество**.

Кто же был ротмистр Б.? Среди русских путешественников и исследователей Абиссинии в конце прошлого века известен поручик Александр Ксаверьевич Булатович. Он состоял в русском санитарном отряде и совершал поездки по стране вместе с абиссинскими войсками. Булатович описал два своих путешествия по Абиссинии, которые служат до сих пор источниками по истории и этнографии Абиссинии конца XIX века. Во время одного из походов Булатович взял на воспитание осиротевшего мальчика и назвал его Васькой. В книге А. К. Булатовича „С войсками Менелика 11“ опубликована фотография этого ребенка.

...За свои географические труды А. К. Булатович был удостоен малой серебряной медали Русского географического общества. Ему не удалось закончить своих исследований. Последняя рукопись с отчетом путешествия осталась неопубликованной. Возвратившись из Абиссинии, он вскоре вынужден был отправиться в Китай. По возвращении же из Китая А. К. Булатович, как отмечено в протоколах заседания Русского географического общества за 1905 г., „ушел, как известно, в монахи**" [Гельцер, Гусар-монах, 31; курсивом выделены фразы-штампы]3.

Ближайшим литературным источником "Рассказа о гусаре-схимнике" следует, очевидно, считать толстовского "Отца Сергия". "Домыслы о том, что стало бы с отцом Сергием, если бы тот дожил в своих религиозно-аскетических самоистязаниях до наших дней" А. Эрлих слышал от соавторов незадолго до начала их работы над романом. "Некогда эту историю Петров импровизировал лишь в кругу нескольких своих товарищей по ,,Гудку“" [Нас учила жизнь]. Ряд текстуальных и мотивных параллелей между новеллой ДС и Толстым указывается ниже (многие из них впервые отмечены в кн.: Zehrer, 211).

Легко заметить, однако, что "Отец Сергий" использован в романе не как данное произведение Толстого, а лишь как разновидность сюжета о блестящих бонвиванах, о святых отшельниках и о превращении первых во вторых. Вся собственно толстовская тематика "Отца Сергия", как, например, проблема плотского греха, в истории гусара-схимника игнорируется. Нельзя, следовательно, сказать, что рассказ о графе Алексее Буланове специально нацелен на Толстого; Толстой здесь лишь повод, подобно тому как Н. Ф. Щербина послужил отправной точкой для "античных" пародий Козьмы Пруткова.

Рассказы о превращениях грешников (светских львов, блестящих офицеров и т. п.) в отшельников и святых имеют давнюю традицию; это один из известных агиографических сюжетов. Так, св. Мартин отвергает воинский долг ради служения Богу. В беллетристике нового времени можно указать на такие примеры, как история Горного Отшельника (Филдинг, "Том Джонс", VIII), рассказы о дон Хуане, ушедшем в монастырь (Мериме, "Души чистилища"), о разбойнике Кудеяре, удалившемся в пустыню замаливать грехи (Некрасов, "Кому на Руси жить хорошо"), о св. Антонии и Юлиане Странноприимце (Флобер), о старце Зосиме, который в юности был обер-офицером на Кавказе ("Братья Карамазовы") и др. После толстовского "Отца Сергия" весь этот комплекс мотивов уже осознается как приевшийся стереотип.

Ср., например, рассказ М. Кузмина "Секрет о. Гервасия": "Будь Успенский монастырь ближе к губернскому городу, ...дамы не замедлили бы создать вокруг сравнительно молодого игумена романтическую легенду... Конечно, сейчас же оказалось бы, что он был лихим гусаром, графом, имел массу связей, дуэль с сановным лицом, что ему грозила опасность ссылки и т. п. И, наверное, не одна из губернских львиц захотела бы повторить историю „Отца Сергия"". "Бывший кавалергард и князь, мохом поросший седенький попик в черной ряске, архиепископ Сильвестр" в романе Б. Пильняка "Голый год" [гл. 1] обнаруживает стилизаторскую зависимость от классических образцов, равно как и "генерал-майор Комаровский Эшаппар де Бионкур, командир лейб-гвардии уланского Его Величества полка" из "Театрального романа" М. Булгакова, чье послушничество в Независимом Театре перекликается с аскезой пустынников и монахов [см. В. Шверубович. О старом Художественном театре. М.: Искусство, 1990, 82]. Объектом комизма послужила здесь, с одной стороны, подвижническая атмосфера МХТа, его идеал почти что культового служения искусству, а с другой — личная история ярого поклонника МХТа А. А. Стаховича, блестящего конногвардейца, богача и светского льва, который в признательность за финансовую поддержку театра был принят в его труппу, хотя сценического таланта не имел и выполнял в основном технические функции (отметим, кстати, сугубый анахронизм в легенде об Эшаппаре, который у Булгакова служит при Александре III).

Обычная развязка подобного сюжета, представленная и в рассказе о гусаре-схимнике, — та или иная неудача отшельничества: святость в конце концов не выдерживает испытания, герой изменяет аскезе и иногда вынужден бывает вернуться к людям, причем часто уже не в прежней блестящей роли, а как рядовой, незаметный человек. В некоторых версиях он поддается провокации и совершает убийство (дон Хуан у Мериме, Кудеяр-разбойник), в других уступает плотскому соблазну (отец Сергий). У Достоевского неудача святости открывается после смерти старца, чье тело, вопреки ожиданиям, оказывается тленным; функция "возвращения в мир" передается здесь ученику Зосимы — Алеше. В рассказе Кузмина "Пример ближним" [кавычки Кузмина] отшельник Геннадий, совращенный дьяволом, гибнет оттого, что, подобно толстовскому герою, начинает думать больше о своем престиже и достоинстве, чем о душе и о ближних. В ДС как искушение, так и возврат к людям имеют сниженную форму (клопы, ассенизационный обоз). Подобно другой вставной новелле — о Вечном Жиде [ЗТ 27], карьера гусара-схимника демонстрирует крушение старых архетипов в условиях революционной эпохи, упразднившей все священное и вечное.

Такова общая схема, положенная в основу "Рассказа о гусаре-схимнике". Если же говорить о деталях, а также об использованных в новелле повествовательных и стилистических клише, то круг параллелей оказывается гораздо шире, выходя за пределы историй о военных-монахах, грешниках-святых и т. п. При этом полезны сопоставления не только с классикой (Пушкин, Тургенев, Достоевский), но и с эпигонской литературой конца XIX-начала XX в., "расподобление" с которой было особенно актуально для писателей нового поколения.

Не претендуя на полноту, укажем некоторые литературные параллели к мотивам и деталям "Гусара-схимника". Типологически рассказ распадается на две части, которым соответствуют два круга мотивов. В первой части идет речь о блестящем кавалерийском офицере, и в поисках сопоставлений естественно обращаться к таким жанрам, как великосветские и военные повести, мемуары, биографии и т. п. Вторая часть, посвященная отшельничеству Буланова, ориентирована на литературу житийного типа. Разумеется, мы вправе привлекать и такие произведения, где названные жанры представлены лишь в виде отдельных вкраплений.

Блестящий гусар, граф Алексей Буланов... был действительно героем аристократического Петербурга. Имя великолепного кавалериста и кутилы не сходило с уст чопорных обитателей дворцов по Английской набережной... — "Народ бегал за нею, чтобы увидеть la Venus moscovite" [Пушкин, Пиковая дама]. "Его носили на руках" [о П. П. Кирсанове: Тургенев, Отцы и дети]. "У всех на устах имя смелого партизана. Его лаконичные донесения, в стиле Суворова и Скобелева, производят сенсацию. Царь шлет ему благодарственные телеграммы. Чин генерала и два белых креста украшают шею и грудь" [о генерале П. Ренненкампфе; Галич, Легкая кавалерия, 100].

За графом Булановым катилась слава участника многих тайных дуэлей, имевших роковой исход, явных романов с наикрасивейшими, неприступнейшими дамами света... — "Рассказывали... о раздавленных рысаками людях, о зверском поступке с одною дамой хорошего общества, с которою он был в связи, а потом оскорбил ее публично. .. Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер... Было получено роковое известие, что принц Гарри имел почти разом две дуэли... убил одного из своих противников наповал, а другого искалечил" [Достоевский, Бесы, 1.2.1]. "О великом князе в обществе петербургском ходили целые басни. Ходили рассказы и сплетни о миллионных долгах и казенных субсидиях... О парижских скандалах, об игре в Монте-Карло и в английском клубе. О бесчисленных увлечениях и похождениях веселого свойства..." [о великом князе Владимире Александровиче: Ю. Галич, Императорские фазаны, 84 сл]. Множество "великосветских дуэлей" описывается в одноименном очерке того же автора [Галич, Легкая кавалерия, 86 сл]. Всем памятен бретер, гроза мужей Долохов в "Войне и мире".

...Сумасшедших выходок против уважаемых в обществе особ и прочувствованных кутежей, неизбежно кончавшихся избиением штафирок. — В "Бесах" Ставрогин хватает и ведет за нос помещика Гаганова, "человека пожилого и даже заслуженного", нанося этим "оскорбление всему нашему обществу", а затем кусает за ухо губернатора. После этого он впадает в сильнейшую белую горячку; в обществе говорят, что он "точно как бы с ума сошел", "способен на всякий сумасшедший поступок" и т. п. [1.2.2-3]. Мотив оскорбления почтенных людей встречаем в "Смерти Вазир-Мухтара" Ю. Тынянова, когда Грибоедов (в то время "молодой и дерзкий") хлопает по лысине сановника в театре [11.4]. Параллели к избиениям штафирок — в "Мертвых душах", где Ноздрева привлекают к суду "по случаю нанесения помещику Максимову личной обиды розгами в пьяном виде", в "Братьях Карамазовых", где Митя таскает за бороду штабс-капитана Снегирева [II.4.6-7]; в "Двух гусарах" Л. Н. Толстого, где граф Турбин "Матнева из окошка за ноги спустил" и избивает шулера Лухнова. Нет сомнения, что уже Толстой в своей повести-шутке относится к этим "гусарским" мотивам как к давнишним штампам. Немало подобных эпизодов содержат биографические легенды о классическом бретере и авантюристе корнете Савине, согласно которым ему случалось бить хлыстом редакторов газет и выкрашивать в желтую краску евреев-кредиторов [Гиляровский, Корнет Савин, Соч., т. 2; Savine, Benson, Pull Devil — Pull Baker, 38-40]. В мемуарах генерала В. Н. фон Дрейера рассказывается о том, как гусарский поручик Старицкий в пьяном виде отрезал ножницами бороду подполковнику-интенданту, что вызвало скандал и дуэль; о том, как "отставной гусар Фронцкевич, пьяница с попорченным носом, бросился рубить шашкой непонравивщегося ему „штафирку"" и о других аналогичных эпизодах из военных легенд начала века [На закате империи, 64-65, 72].

Граф был красив, молод, богат, счастлив в любви, счастлив в картах и в наследовании имущества. — Ср. в "Анне Карениной": "Вронский... один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской... Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем — очень милый, добрый малый" [1.11]. "Он [П. П. Кирсанов] с детства отличался замечательною красотой... славился смелостию и ловкостию... Блестящая карьера ожидала его" [Тургенев, Отцы и дети].

Он помогал абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами. Ср. период романтических странствий в биографии Ставрогина: "Наш принц путешествовал три года с лишком... изъездил всю Европу, был даже в Египте и заезжал в Иерусалим; потом примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию и действительно побывал в Исландии" [1.2.4]. Корнет Савин рассказывал офицеру и писателю Ю. Галичу "о жизни своей у абиссинского негуса Менелика, объявившего его владетельным князем своего царства и обручившего с полудюжиной чернокожих принцесс" [Галич, Императорские фазаны, 174]. Прототип графа Буланова поручик Булатович тоже путешествовал по Абиссинии и помогал Менелику (см. начало настоящего примечания). Н. С. Гумилев совершил три поездки в Африку, провел около двух лет в Абиссинии и был представлен ко двору; Менелик неоднократно упоминается в его стихах и прозе [Шатер; Мик; Умер ли Менелик?; Записка об Абиссинии и др.]. Отбытие на чужую, экзотическую войну — офицерская доблесть, модная на рубеже веков; мемуарист сообщает, например, о кавалерийском подполковнике Максимове, "блестящем стрелке, всаживавшем пулю в туз на расстоянии 25 шагов", который участвовал в англо-бурской войне на стороне буров [Ю. Галич, Великосветские дуэли // Ю. Галич, Легкая кавалерия, 90]. Ветераном англо-бурской войны, побывавшим в плену у англичан, был будущий лидер партии октябристов А. И. Гучков. Уже упоминавшийся Савин участвовал или приписывал себе участие в испано-американской войне [Savine, Benson, Pull Devil — Pull Baker, 8].

Разгромив войска итальянского короля, граф вернулся в Петербург... Петербург встретил героя цветами и шампанским. — Ср. Пушкина: "Между тем война со славою была окончена. Полки наши возвращались из-за границы. Парод бежал им навстречу" [Метель].

О нем продолжали говорить с удвоенным восхищением... — Ср. Пушкина: "Толки начались с новою силою" [Арап Петра Великого].

..Женщины травились из-за него, мужчины завидовали. — Различная реакция мужской и женской части общества на героя — общее место великосветского жанра, ср. Пушкина: "Мужчины встретили его с какой-то шутливой приветливостью, дамы с заметным недоброжелательством" [Гости съезжались на дачу...]. "Чувствительные дамы ахали от ужаса; мужчины бились об заклад, кого родит графиня: белого ли или черного ребенка" [Арап Петра Великого]. Зависть мужчин — общее место, ср. "Женщины от него с ума сходили, мужчины называли его фатом и втайне завидовали ему" [Тургенев, Отцы и дети]. "Наши франты смотрели на него с завистью и совершенно пред ним стушевывались" [Достоевский, Бесы, 1.2.1]. По поводу самоубийств: "Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости" [Пиковая дама]; "...пошли толки... что в нее безумно влюблен гимназист Шеншин... что он покушался на самоубийство" [Бунин, Легкое дыхание].

И внезапно все кончилось. — Подобная формула резкого изменения или перехода характерна для повествования эпохи романтизма: "Но вдруг все изменилось" [Гейне, Идеи. Книга Le Grand, гл. 6]; она встречается у Пушкина: "Нечаянный случай все расстроил и переменил" [Дубровский]; "Нечаянный случай всех нас изумил" [Выстрел] и др. Близко к ДС место из "Отцов и детей": "На двадцать восьмом году жизни он уже был капитаном; блестящая карьера ожидала его. Вдруг все изменилось" [гл. 7] и из "Дворянского гнезда": "Неожиданный случай разрушил все его планы" [о Лаврецком, гл. 15].

Граф Алексей Буланов исчез... Исчезновение графа наделало много шуму. — Параллели: "Он получал повышение за повышением и уже занял важный пост в посольстве, и вдруг исчез из М... при необъяснимых обстоятельствах" [Гофман, Серапионовы братья, вступление]. Пишет брат, / Что всюду о моем побеге говорят, /...Что басней города я стал, к стыду друзей... [А. Апухтин, Год в монастыре]. "Отъезд Алексея Александровича наделал много шума" [Анна Каренина, IV.6]. "Событие казалось необыкновенным и необъяснимым..." [Отец Сергий]. "Много шума наделал поединок между конногвардейцем гр. Мантейфелем и князем Юсуповым" [Галич, Легкая кавалерия, 90].

Сыщики сбились с ног. Но все было тщетно. Следы графа не находились. — "Все поиски были тщетными" [Гофман, Серапионовы братья]. "Отыскался след Тарасов" [Гоголь, Тарас Бульба].

...Из Аверкиевой пустыни пришло письмо, все объяснившее. — "И наконец-то все объяснилось!.. Все разом объяснилось" [Бесы, 1.2.3].

Блестящий граф, герой аристократического Петербурга, Валтасар XIX века, принял схиму. — Такая же риторика в "Отце Сергии": "...красавец, князь, командир лейб-эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель-адъютантство и блестящую карьеру... уехал в монастырь, с намерением поступить в него монахом" [гл. 1]. Ср. аналогичную структуру фразы — риторический перечень светских доблестей героя, оттеняющий неожиданность его аскезы, — в цитированной выше статье из журнала "Разведчик": "Блестящий ротмистр Б., известный путешественник по Абиссинии, близкий к негусу Менелику, инструктор абиссинских войск, отважный охотник на львов и слонов, спортсмен, удалился от мира..."

Передавали ужасающие подробности... Поднялся вихрь предположений... Рождались новые слухи... Говорили, что... Передавали, что... — Подобная фразеология обильно представлена в "Бесах": "Доходили разные слухи" [1.1.5]; "Прибавляли сверх того... Узнали наконец, посторонними путями... Доискались, что..." [1.2.1]; "Так, по крайней мере, передавали... Размазывали с наслаждением..." [1.2.2]; "Передавали тоже..." [1.2.4]. Эти выражения вообще характерны для рассказов о загадочных героях и поразительных происшествиях: "С именем [генерала Ренненкампфа] связывалось множество невероятных слухов. Передавали про коллекцию золотых божков, вывезенных им из Китая... Про мильонные контрибуции, про крайнюю неразборчивость в средствах..." [Ю. Галич, Желтая опасность // Ю. Галич, Легкая кавалерия, 102]. "Слухи... поползли разом и вдруг... Передавалось на ухо и с оглядкою, что двое солдат угрожали жизни императора..." [Тынянов, Малолетный Витушищников].

Говорили, что графу было видение умершей матери. — Видение, или эпифания, дающая толчок к перемене жизни, — частый элемент рассказов данного типа. В легендах о святых герой слышит голоса: "Арсений был придворным... и однажды он услышал голос, говорящий ему: „Беги людей, и ты будешь спасен". Тогда он сделался монахом" [Saint Arsene, Abbe, в кн.: Voragine, La Legende dor ее, vol. II]. Видение собственных похорон является герою "Душ чистилища" П. Мериме, заставляя его уйти от мира. Призрак умершего компаньона приходит к Скруджу в диккенсовской "Рождественской песни". "...Это ему сон накануне приснился, чтоб он в монахи пошел, вот он отчего", — комментируют обращение Зосимы его товарищи по полку [Братья Карамазовы, ч. 2, кн. 6, II в].

У подъезда княгини Белорусско-Балтийской стояли вереницы карет. — Стечение клише и литературных реминисценций: (а) "кареты у подъезда": "Множество карет, дрожек и колясок стояло перед подъездом дома, в котором производилась аукционная продажа..." [Гоголь, Портрет]. "Кареты... влекомые четверками, неслись к рассвещенному подъезду..." [Бестужев-Марлинский, Испытание, гл. 3]. "С 11 часа вечера кареты одна за одной стали подъезжать к ярко освещенному подъезду" [Лермонтов, Княгиня Лиговская] и т. п.; (б) "вереницы карет": О балах, о пажах, вереницах карет... [А. Вертинский, Бал Господень (1917)]; (в) "визиты соболезнования": "Весь город посетил Варвару Петровну" по поводу болезни ее сына [Бесы, 1.2.3].

Ждали графа назад. — Ср. "Ждали графа" [Арап Петра Великого].

Говорили, что это временное помешательство... — Ср. слухи о сумасшествии Ставрогина [Бесы, 1.2.2].

Мало-помалу о нем забыли. — "Наш принц путешествовал три года с лишком, так что в городе почти о нем позабыли" [Бесы, 1.2.4].

Княгиня Балтийская познакомилась с итальянским певцом... — Ср. "Графиня? она, разумеется, сначала была очень огорчена твоим отъездом; потом, разумеется, мало-помалу утешилась и взяла себе нового любовника; знаешь кого? длинного маркиза К." [Арап Петра Великого]. "За это время он узнал... о выходе замуж Мэри" [Отец Сергий].

В обители граф Алексей Буланов, принявший имя Евпла, изнурял себя великими подвигами. Он действительно носил вериги, но ему показалось, что этого недостаточно для познания жизни. Тогда он изобрел для себя особую монашескую форму: клобук с отвесным козырьком, закрывающим лицо, и рясу, связывающую движения. — Изобретательность по части самоистязания типична для византийских житий, например: "Антоний... стал предаваться жизни аскета, оставаясь наедине с самим собою и изнуряя себя терпением... Работал не покладая рук..." "Носят они на себе вериги, ноша эта столь тяжела, что Кира, будучи телом послабее, сгибается до земли и не может выпрямиться. Верхнее платье их длинно, поэтому сзади оно волочится по земле... а спереди спускается до самого пояса, полностью покрывая лицо, шею, грудь и руки" [Афанасий Александрийский, Феодорит Киррский, в кн.: Памятники византийской литературы]. Параллели из новой литературы: "Он носил власяницу из конского волоса под своей грубой шерстяной одеждой... Не было такого послушания или эпитимьи, которых бы он не находил слишком легкими, и нередко настоятель монастыря бывал вынужден приказывать ему умерить умерщвление плоти" [Мериме, Души чистилища; курсив мой. — Ю. Щ.]; "Он сам увеличивал для себя, сколько было возможно, строгость монастырской жизни. Наконец уже и она становилась ему недостаточною и не довольно строгою... Таким образом долго, в продолжение нескольких лет, изнурял он свое тело..." [Гоголь, Портрет; курсив мой. — Ю. Щ.]; "Он сшил себе рубаху с железными колючками" [Флобер, Легенда о святом Юлиане Странноприимце].

С благословения игумена он стал носить эту форму. — Формула " с благословения..." типична для житий отшельников; ср. Гоголя: "Он удалился с благословения настоятеля в пустынь" [Портрет]. "Испросив благословения от своего старца, он стал удаляться в лес... Получив благословение у... иеромонаха Исайи, он окончательно удалился в „пу-стыньку“ и поселился в ней" [Ильин, Преподобный Серафим Саровский, 26, 31].

Но и этого показалось ему мало. Обуянный гордыней, он удалился в лесную землянку и стал жить в дубовом гробу. — "Он удалился.... в пустынь" [Портрет]. — Жизнь в гробу типична для ранних монахов и отшельников [см. Памятники византийской литературы]. В дубовом гробу-колоде, стоявшем в его келье, спал Серафим Саровский [В. Ильин, 57-58]. В гробу спит схимник у Гоголя [Страшная месть, гл. 15]. "Узкий ящик, короче его роста, служил ему постелью" [Души чистилища]. ...И показал мне гроб, в котором тридцать лет / Спит как мертвец он, саваном одет [А. Апухтин, Год в монастыре]. Впрочем, мотив гроба у Апухтина тут же снижается. Оказывается, что старец спит в нем только летом; / Теперь в гробу суровом этом / Хранятся овощи, картофель и грибы [ср. ЗТ 1//9]. Степан Касатский, оставив монастырь, уезжает в пустынь, поселяется в горной келье, где похоронен затворник Илларион. Религиозное чувство переплетается в нем с "чувством гордости и желанием первенства", и затворничество предпринято для того, "чтобы смирить гордыню" [Отец Сергий]. Герой цитированной поэмы Апухтина тоже одержим духом своеволья / И гордости, подобно сатане.

Подвиг схимника Евпла наполнил удивлением обитель. — Ср.: "Там строгостью жизни, неусыпным соблюдением всех монастырских правил он изумил всю братью" [Портрет]. "Добродетели отрока Смарагда наполняли благоуханием монастырь" [А. Франс, Святая Евфросиния, пер. Я. Лесюка, где замечателен точный синтаксический параллелизм с ДС].

Он ел только сухари, запас которых ему возобновляли раз в три месяца. — Пост, как и вериги, — непременный элемент житий: "Пропитание принимал он только от единственного друга: состояло оно из одного хлебца, коим он питался два дня...." [Памятники византийской литературы, 128]. У Гоголя: "Питался он одними кореньями" [Портрет].

Так прошло двадцать лет. Евпл считал свою жизнь мудрой, правильной и единственно верной. Жить ему стало необыкновенно легко, и мысли его были хрустальными... Однажды он с удивлением заметил... — Последовательность типа: (а) "Прошло столько-то лет"; (б) устойчивое, удовлетворенное состояние, в которое пришел герой в течение этих лет; (в) неожиданное событие, нарушающее ход жизни героя ("Однажды...") — иногда с пропуском какого-нибудь из трех звеньев — характерна для жизнеописаний, притом не обязательно монашеских. Ср.: "Так прошло много лет. Щетинин дожил до той неприятной эпохи, где человек замечает, что он начинает стареть... Однажды (это было летом) на маленькой даче... был шумный холостой обед" [гр. В. А. Соллогуб, Большой свет, гл. 3]. "Уже несколько лет прошло, как дон Хуан, иначе говоря, брат Амбросьо, обитал в монастыре, и жизнь его была непрерывным рядом подвигов благочестия и уничижения... муки его совести смягчились от чувства удовлетворения, которое давала ему совершившаяся в нем перемена... Однажды после полудня... брат Амбросьо работал в саду..." [Мериме, Души чистилища]. "Смарагд уже пять лет исполнял обязанности привратника, и вот однажды некий чужестранец постучался в ворота монастыря" [А. Франс, Святая Евфросиния]. "Так прожил Касатский в первом монастыре, куда поступил, семь лет... Все то, чему надо было учиться, все то, чего надо было достигнуть, — он достиг, и больше желать было нечего... Это было уже на второй год пребывания его в новом монастыре. И случилось это вот как..." [Отец Сергий]. "Так прошло девять лет в монастыре и тринадцать в уединении. Отец Сергий имел вид старца..." [там же].

На пятый день пришел неизвестный ему старик в лаптях и сказал, что монахов выселили большевики и устроили из обители совхоз... Схимник не понял старика. — Об отшельнике, не ведающем о событиях во внешнем мире, ср. у Филдинга [Том Джонс, VIII] и А. К. Толстого — сцена со схимником [Смерть Иоанна Грозного].

Старик крестьянин продолжал носить сухари. — Простолюдины, приносящие еду отшельнику, — нередкий мотив в житийной литературе. "Так долгое время жил Антоний отшельником, только два раза в год принимая хлебы через ограду" [Памятники византийской литературы, 42]. Провизия, приносимая крестьянами анахорету, оставляется у дверей или привязывается к длинной веревке [St. Benoit // Voragine, La Legende doree, vol. I; А. Франс, Тайс, кн. 3; Лесков, Скоморох Памфалон].

Так прошло еще несколько никем не потревоженных лет. Однажды только дверь землянки растворилась... — Ср. выше: "Так прошло двадцать лет".

Старец лежал в гробу, вытянув руки, и смотрел на пришельцев лучезарным взглядом. — Ср. в "Отце Сергии": "Он поднял на нее глаза, светившиеся тихим радостным светом". Какой-то радостью чудесной, неземною / Светился взор его [А. Апухтин, Год в монастыре].

...По углам его мрачной постели быстро перебегали вишневые клопы. — Борьба Евпла с клопами — пародия на рассказы об искушении святых отшельников полчищами бесов в форме отвратительных животных или насекомых, об их борьбе с наваждениями, феями и проч. "Однажды, когда он прятался в могиле, толпа демонов напала на него с такой силой, что приносивший ему пищу должен был вынести его полумертвого на своих плечах" [St. Antoine // Voragine, La Legende doree, vol. I]. "Пафнутий заметил в своей келье какое-то странное кишение... и понял, что это мириады крошечных шакалов" [А. Франс, Тайс, кн. 3]. Против надоедливых существ употребляется святая вода ("Святая вода и Евангелие от Иоанна обращают фей в бегство" [А. Франс, Амикус и Целестин]), которой в пародийной истории Евпла соответствуют керосин и "Клопин". В рассказе Н. С. Лескова новоначального монаха мучат и лишают сна клопы, что выясняется после долгих расследований и попыток лечения [Удивительный случай всеобщего недоумения, в сб.: Заметки неизвестного; за указание благодарим А. Жолковского]. К клопам как инструменту сокрушения старых архетипов соавторы вернулись в рассказе "Победитель", где клопы кусают и мучат фамильное привидение, вынуждая его к паническому бегству [Кр 23.1932 и Ильф, Петров, Необыкновенные истории...].

Схимник просил привезти ему из города порошок "Арагац" против клопов... продукты бр. Глик... под названием "Клопин". — О средствах против клопов см. ДС 4//8.

Клопы умирали, но не сдавались. — "La garde meurt mais ne se rend pas", знаменитая фраза, приписываемая наполеоновскому генералу Камбронну в связи с битвой при Ватерлоо [справку см. в: Ашукин, Ашукина, Крылатые слова, 138]. Цитируется Л. Толстым в рассказе "Набег".

Тогда он понял, что ошибся... Жить телом на земле, а душой на небесах оказалось невозможным. — Признание своей ошибки, извлечение из нее урока — типичный момент произведений о несостоявшихся подвижниках. Ср. в "Отце Сергии": "Так вот что значил мой сон... Я жил для людей под предлогом Бога... одно доброе дело, одна чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже облагодетельствованных мною для людей" (т. е. напоказ), — и у А. Франса: "Я помышлял о Боге, о спасении души, о вечной жизни, словно все это имеет какую-то ценность для того, кто видел Тайс..." [Тайс, кн. 3].

Старец не оглядываясь пошел вперед. — "И он пошел... от деревни до деревни, сходясь и расходясь с странниками и странницами и прося Христа ради хлеба и ночлега" [Отец Сергий].

Сейчас он служит кучером конной базы Московского коммунального хозяйства. — Финал рассказа ДС о гусаре-схимнике — советская версия финала "Отца Сергия": "В Сибири он поселился на заимке у богатого мужика и теперь живет там. Он работает у хозяина в огороде, и учит детей, и ходит за больными". Как обычно, у соавторов совмещаются два разноплановых элемента, в данном случае мотив из повести Толстого и факт послереволюционной жизни — мимикрическое "опрощение" бывших аристократов и офицеров, меняющих личность и скрывающихся в "глубинке". Ср. сообщение Ю. Галича о полковнике Ильенко, который был заядлым дуэлянтом, "достойно участвовал в войне, в рядах своего полка заработал георгиевский крест, а в настоящее время, по слухам, проживает в советской России как обыкновенный крестьянин" [Ю. Галич, Великосветские дуэли // Ю. Галич, Легкая кавалерия, 90].

Этот финал судьбы гусара-схимника не идет только от Л. Н. Толстого, но отражает и мечты многих русских эмигрантов, которые иногда становились реальностью, но чаще оставались лишь фантазией, wishful thinking... Знаменитый князь Феликс Юсупов в разговоре с Александром Вертинским как-то сказал (около 1925 г.): "Я часто вижу во сне Россию. И вы знаете, милый, если бы можно было совсем тихо и незаметно пробраться туда и жить где-нибудь в деревне, никому неизвестным обыкновенным жителем. Какое это было бы счастье! Какая радость!" [Вертинский, Дорогой длинною..., 191].

Ср. тот же синтаксический оборот с "теперь" в заметке М. Гельцера выше. К этому типу относится и бывший камергер, ныне "простой мужик Митрич" в ЗТ 13.

12//12

Княгиня Белорусско-Балтийская. — Контаминация дворянской фамилии Белосельская-Белозерская с названием московского вокзала: нынешний Белорусский вокзал в эпоху ДС назывался Белорусско-Балтийским. Не исключена также ассоциация с известной до революции маркой автомобилей Русско-Балтийского завода — так называемой "Русско-Балтийской каретой". Ср.: "У подъезда княгини Белорусско-Балтийской стояли вереницы карет"; подобные соположения по смежности в скрытом источнике не чужды соавторам [ср. ДС25//Зо " набежавшем Персицком "; ЗТ 13//4о "фараонской бородке" Лоханкина].

По словам В. Катаева, шутка соавторов намекает на тогдашнюю жену М. Булгакова — Л. Е. Белозерскую [Алмазный мой венец].

12//13

Теперь я уже должен жениться, как честный человек. — Клише, нередкое в литературе в контексте, сходном с данным местом ДС. Ср. у Лермонтова: "Есть случаи, в которых благородный человек обязан жениться" [Княжна Мери, 15 июня]; у Толстого: "Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой" [Война и мир, II.5.15]; у Чехова: "Любовь налагает известные обязательства... и вы, как честный человек, должны понимать это"; "я, как честный человек, возьму на себя,.." и т. д. [От нечего делать].

12//14

В центре таких субтропиков давно уже нет, но на периферии, на местах — еще встречаются. — "На местах" — неологизм 20-х гг., находимый у Ленина: "Вся власть на местах должна перейти непосредственно к местным советам" [цит. по Селищеву, Язык революционной эпохи]. Новое словечко обыгрывалось в эстрадных шутках: "Ты, видать, не местный [т. е. не здешний], а с мест" [В. Типот, В столовой (1926), в кн.: Москва с точки зрения]. В журнале "Чудак" была рубрика с каламбурным названием "Крики с мест".

Примечания к комментариям

1 [к 12//1]. "Знойная женщина, мечта поэта", — отзывается Остап о вдове Грицацуевой в конце главы. К. В. Душенко (в личном письме) заметил, что здесь возможен отголосок еще одной песни Беранже в русском переводе, с припевом: Уж пожить умела я! / Где ты, юность знойная, / Ручка моя белая, / Ножка моя стройная? (пер. В. Курочкина).

2 [к 12//8]. Согласно И. Ильинскому, балиевский номер исполнялся "с просунутыми в декорации головами и руками, на которых были надеты сапоги и которые изображали ноги" (популярный в те годы прием "тантаморесок"). Аналогичный номер на слова "Так громче музыка..." был в репертуаре петербургского "Интимного театра", руководимого Б. Неволиным [Ардов, Разговорные жанры..., 99].

3 [к 12//11]. А. К. Булатович более всего известен своей деятельностью в Афонском монастыре, где он принял постриг и имя иеросхимонаха Антония. На Афоне он был связан с сектой "имя-божцев" (упоминаемой в стихах О. Мандельштама: И поныне на Афоне...).