19. Универсальный штемпель

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

19//1

Начальник "Геркулеса" давно уже не подписывал бумаг собственноручно. В случае надобности он вынимал из жилетного кармана печатку и, любовно дохнув на нее, оттискивал против своего титула сиреневое факсимиле. — Румынский писатель Панаит Истрати, описывая бюрократизм в советских учреждениях, говорит, что "заведующий трестом или администратор порой вынужден столь часто ставить свою подпись на документах, что заказывает себе резиновую печать-подпись и доверяет ее своей секретарше. Таким образом, он сплошь и рядом не знает, о чем идет речь в подписанных им бумагах" [Istrati, Soviets 1929, 55-56]. В прессе 1929-1930 нередка критика "штемпелюющих руководителей" [например, Пр 04.05.29 и 22.05.29].

По словам Л. М. Яновской, "в конце 20-х годов было увлечение резиновыми печатками-факсимиле... Появились печатки-экслибрисы и печатки-резолюции, вроде „утверждено" или „принято"" [135].

19//2

В ответ на... мы, геркулесовцы, как один человек, ответим... — Призыв или обещание "ответить" на что-либо — один из самых употребительных лозунгов 20-х гг. "На окружающую нас экономическую блокаду ответим усилением финансовой мощи Советской страны". "На бешеное вооружение империалистов ответим выполнением пятилетки в 4 года". "В ответ на китайские провокации крестьяне села Минковки решили в полном составе вступить в ряды Осоавиахима и Красного креста". "Наш ответ китайским бело-бандитам: строим танк имени читателей „Правды"" и т. п. [Пр и КН 1927-1930].

19//3

Пункты универсального штемпеля. — Детище Полыхаева откликается на широкую гамму проблем и лозунгов текущего момента:

(а) усилением борьбы с бюрократизмом, волокитой, кумовством и подхалимством... — О волоките см. ЗТ 18//16; о кумовстве см. ЗТ 11//5.

(б) уменьшением накладных расходов на календари и портреты... — Видимо, имеются в виду календари "пятидневок", особые для каждой группы служащих с одинаковым графиком рабочих и выходных дней [о выпуске некоторыми предприятиями таких календарей см.: П. Дубнер, Советский календарь, Ог 13.10.29]. О начинающемся в эти годы массовом производстве портретов вождей соавторы упоминают не раз [см. ЗТ 8//40; ЗТ 15//6 — последний абзац, с цитатой из ЗТ 35].

(в) отказом от празднования рождества, пасхи, троицы, благовещения, крещения, курбан-байрама, йом-кипура, рамазана, пурима и других религиозных праздников... — В атеистической пропаганде подчеркивалась ее универсальность: по словам "Правды", "борьба идет не только с христианством, но и с мусульманством, буддизмом, конфуцианством, шаманством" [Пр 11.06.29]. В антирелигиозных шествиях и карнавалах бок о бок выставлялись карикатуры на попов, мулл, раввинов, ксендзов и проч. — например, на народном гулянье "Война старому быту!" эти служители культов высмеивались рядом с городовыми и Чемберленом [КН 02.1928].

(г) беспощадной борьбой с головотяпством, пьянством, обезличкой, бесхребетностью и переверзевщиной... — О головотяпстве и пьянстве см. ЗТ15//7;ЗТ18//12.

Обезличка — термин, относящийся к порядку обслуживания железнодорожного транспорта. В 1930 была проведена "реформа обезличивания паровозов", вводящая "кратковременное пребывание на данном паровозе часто меняющихся паровозных машинистов". Но вскоре эта система, получив ругательное название "обезличка", была сочтена помехой развитию железнодорожного транспорта и отменена [см., например, ТД 03.1931,79] 1.

Недолгое господство этого нововведения отражено в вопросе огоньковской "Индустрианы": "27. В чем заключается реформа „обезличивания паровозов"?" Ответ: "До реформы к каждому паровозу была прикреплена определенная бригада. Когда она отдыхала, отдыхал и паровоз. Реформа обезличивания значительно увеличила возможность эксплуатации паровозов" [Ог 20.06.30]. Как видим, в ЗТ отражен возврат к прежнему, "дореформенному" состоянию.

Бесхребетность — проработочный ярлык, наклеивавшийся, в частности, за либерализм и отсутствие четкой классово-партийной линии.

Переверзевщина — литературоведческая школа Валериана Федоровича Переверзева (1882-1968), выводившая все аспекты художественного произведения из классового бытия автора. Влиятельная концепция Переверзева подверглась в 1929-1931 критике, в которой тон задавали рапповские круги. Журнал "На литературном посту" печатал статьи, громившие "переверзевскую ересь" из номера в номер. Ученому вменялись в вину ревизионизм, "меньшевистский объективизм", "отрицание классовой борьбы и действенной роли идеологии", вульгарный социологизм и др. "Разоблачение и критическое преодоление литературоведческой системы В. Ф. Переверзева становится важной очередной задачей марксистско-ленинской мысли", — писала "Литературная газета" в апреле 1930 [В. Ермилов, Наши творческие разногласия, Нелитературном посту 13-14.1930; А. Прозоров, Воинствующая переверзевщина, там же; Против механистического литературоведения, М., 1930; Переверзевщина и творческие пути пролетарской литературы, М., 1931, и ми. др.].

(д) поголовным вступлением в ряды общества "Долой рутину с оперных подмостков"... — О лозунгах "долой" см. ЗТ 4//11. Опера подвергалась в 20-е гг. нападкам за консерватизм, за нежелание ответить на социальный заказ, изжить штампы, обновить репертуар и стиль, за потворство чуждым вкусам — не случайно любит оперу булгаковский профессор Преображенский, вся фигура которого построена как вызов советским установкам.

Начало антиоперной кампании положил В. И. Ленин, сказавший о Большом театре: "А все-таки это кусок чисто помещичьей культуры, и против этого никто спорить не может". В 1921-1922 Ленин настаивал на закрытии Большого театра. Желательность его ликвидации оправдывали как эстетическими, так и экономическими резонами; воинствующий ленинец Ю. Ларин, например, ставил в упрек Большому театру, что тот "ежемесячно съедает оклады четырех тысяч учителей и учительниц РСФСР". Большой театр, в особенности оперная его часть, характеризовался как отсталый, "заплывший салом консерватизма". Его творческие работники клеймились в печати почти теми же эпитетами, что и буржуазные враги или отечественные вредители: "пресловутый Голованов", "небезызвестный Голейзовский", "люди, чуждые современности", "душители всех новых начинаний" и т. п. Рассказывая о поездке в Москву, делегат 1-го Всесоюзного съезда селькоров писал: "Ив театры попали: везде понравилось, только скучно в Большом — чужды селькору золотопогонники и буржуазные дуэли".

О судьбе театра развернулась бурная дискуссия с участием Вс. Мейерхольда, В. Маяковского, И. Аксенова, А. Луначарского, К. Станиславского, Южина и других видных деятелей искусств. В конечном счете Большой театр было решено сохранить и реорганизовать. Но нападки на оперное искусство на этом не прекратились. Критик С. Бугославский в 1926 отмечает, что любая попытка оперного театра освоить революционную тему, будь то декабристы или Стенька Разин, сбивается на "Евгения Онегина". В рецензиях подчеркивается устарелость оперной тематики и стилистики: "„Турандот" Пуччини мало способна тронуть ум и сердце нашего зрителя", "„Тоска" как была, так и осталась типичной мелодрамой, рассчитанной на вкусы мелкого буржуа" и проч. Общим местом критических статей были презрительные замечания о "слащавой оперной романтике с обычной для нее идеализацией старины", о "шаблонах оперного героя", об "оперном „мастерстве", от которого шарахается современный зритель". Не-созвучность оперы социальному заказу стала притчей во языцех в разных слоях общества; так, в пьесе Б. Ромашова "Конец Криворыльска" (1926) совслужащий, не без авторской иронии, заявляет, что в "Травиате" и "Демоне" "идеологии никакой — одно пение... „Демон" марксизма не выдерживает никак" [д. 2, сц. 8, явл. 1]. Звучали иногда и недвусмысленно сатирические голоса, едко высмеивавшие эти нападки на классику [например, Азиат, Цветочки и ягодки, См 31.1926].

Цитаделью рутины считались государственные театры оперы и балета (ГОТОБы), и в первую очередь все тот же Большой театр 2. "Большой Академический театр похож на шарманку с одной песенкой, — говорил в 1928 Луначарский, — но субсидию ему мы даем". В фельетоне "Нюрнбергские мастера пения. В Большом театре" (1929) Е. Петров приводит высказывания рядовых граждан о том, что Большой театр следует закрыть и уж во всяком случае не надо посещать. В 1929-1930, в связи с мобилизацией искусств на выполнение задач пятилетки, от ГОТОБов стали требовать перестройки в духе "реконструктивного периода": большей связи с рабочей массой, привлечение "молодняка" и, конечно, освоения современного репертуара. Большой театр защищался как мог, указывая, что готовится ряд новых спектаклей: "Нос" Шостаковича, "Новости дня" Хиндемита, "Стальной скок" Прокофьева (балетная сюита, 1928), балет "Футболист" В. Оранского и др., что театр отчитывается в своей работе на ткацких фабриках и в трамвайных парках. Ставились новые оперы на идеологически созвучные классические сюжеты, как "Тупейный художник" Шишова. Длительным оказался, однако, лишь успех балета "Красный мак" (композитор Глиэр, либретто Курилко, постановщик Лащилин; см. ДС 18//2; ЗТ 7//6). Единогласно признанный "тем, что надо", он вызвал некоторое потепление отношения к ГАБТ и укрепил положение театра в глазах руководства.

К осени 1930 "Литгазета" отмечала, что Большой театр, "взятый на буксир пролетарскими писателями", сдвинулся с мертвой точки и ставит оперы по либретто А. Афиногенова ("Днепрострой"), И. Уткина("Вышки Октября") и А. Жарова ("На стройке"). Для сочинения музыки привлекаются молодые композиторы из Ассоциации пролетарских музыкантов, и намечено создание экспериментальной мастерской по изысканию советского оперно-балетного стиля.

Многое из нового оказывалось недолговечным. Опера "Прорыв", на тему Гражданской войны в деревне, во втором ГОТОБе обернулась провалом. Суждены вам благие "Прорывы", / Но свершить ничего не дано, — острили эпирамматисты; опера подверглась разгрому в фельетоне Иностранца Федорова (Ильфа и Петрова) "Сам-четыре". В конце 1930 "Крокодил" сетует, что оперы "Прорыв" и "Вышки Октября" сняты со сцены и репертуар остается прежним; на карикатуре — онегинские сюртуки и боярские кафтаны на подмостках театра, мимо которых, не удостаивая их взглядом, шагают колонны трудящихся.

[Цит. из Ленина — Чудакова, Жизнеописание М. Булгакова, 133-134; из Ю. Ларина — Миндлин, Необыкновенные собеседники, 179-181; из Луначарского — Кр 23.1928; из отзыва селькора — Г. Лапицкий, Селькор в Москве, Ог 05.04.25; из Е. Петрова, " Нюрнбергские мастера пения. В Большом театре" — Собр. соч., т. 5. Другие источники: С. Бу-гославский, Музыкальная жизнь Москвы, НМ 04.1926; М. Амшинский, Для кого они пляшут, Экран "Рабочей газеты" 21.08.27; "Тупейный художник", Из 06.04.29; "Турандот" в "Аквариуме", Из 24.08.29; За колоннами Большого театра. О рутине в ГОТОВ, ЛГ 23.09.29; Перспективы развития советской музыкальной культуры: 1-я Всероссийская музыкальная конференция в Ленинграде, Из 16.07.29; "Тоска" во втором ГОТОВ, Пр 08.05.30; На путях компромисса. В борьбе за советскую оперу, ЛГ 24.09.30. Эпиграмма "Сужденывам..." —Чу 04.1930; фельетон "Сам-четыре" — Чу 02.1930; Кр 34.1930.]

(е) поголовным переходом на сою... — О внедрении сои см. ЗТ 1//2.

(ж) поголовным переводом делопроизводства на латинский алфавит... — В эпоху действия романа осуществлялась латинизация алфавита среднеазиатских, кавказских, сибирских и северных народностей, целью чего было их "культурное перевооружение" [заголовок в КН 19.1931], под которым понималось ослабление влияния Корана и национальных культурных традиций. Процесс этот, начатый в некоторых регионах еще до революции, активизировался в 1927-1930, когда возник "Всесоюзный ЦК нового тюркского алфавита" и другие организации, в которых активную роль играл лингвист Н. Ф. Яковлев (1892-1974). Узбекский, туркменский, таджикский, татарский, азербайджанский и некоторые другие языки были переведены с арабской и старомонгольской письменности на латиницу. Для ряда народов Сибири и Севера, пользовавшихся кириллицей или не имевших письма, в 1931 был принят Единый северный алфавит, также латинского происхождения. В большинстве регионов латинизация оказалась недолговечной: в 1936-1941 письменности их были переведены на русскую основу [подробнее об истории этих кампаний см.: Камышан, Николай Феофанович Яковлев и чехарда алфавитов].

В прессе эпохи ДС/ЗТ латинизация всячески пропагандировалась: "Латинский алфавит — этап на великой дороге к завоеванию тюрко-татарскими народами культуры, цивилизации, всех благ прогресса, которыми до сих пор пользовались только европейские народы" [Ог 20.11.27]; "Печатание учебников и перевод делопроизводства в государственных учреждениях на латинский алфавит начнутся в текущем году. Полная ликвидация арабской письменности будет закончена в течение 4 лет" [Пр 12.01.28].

Не следует ли понимать "перевод делопроизводства на латинский алфавит" в том смысле, что канцелярщина представляет собой особый эзотерический язык с демонологическим оттенком? Старая письменность, нуждающаяся в латинизации, прочно ассоциировалась с Востоком, с языками тюркской семьи (ср. выше: "ЦК нового тюркского алфавита", "тюрко-татарские народы" и т. п.). Как мы хорошо знаем, турецко-татарские связи и обличил типичны для нечистой силы [см. ДС 5//16]. "Геркулес", как и учрежденческий топос вообще, окружен инфернальной аурой [см. ЗТ 11//4; ЗТ 15//6; ЗТ 24//15 и 16 и др.]. Не логично ли относить сюда и косвенное уподобление учрежденческого языка турецкому?

Сваливание в кучу разнородных требований, ярлыков и лозунгов, отраженное в "универсальном штемпеле", было чертой стиля эпохи. Харьковский журнал "Нова генеращя" на своей обложке перечислял то, с чем он борется: "Мы против национальной ограниченности; беспринципного упрощенчества; буржуазных мод; бесформенных художественных организаций; провинциализма; трехполья; невежества; эклектизма" [НЛ 08.1928]. Этот катехизисный метод не раз высмеивался фельетонистами, в том числе М. Кольцовым ("серия докладов по борьбе с алкоголизмом, протекционизмом и антисемитизмом") и соавторами (Бойтесь, дети, гуманизма, / Бойтесь ячества, друзья. / Формализма, схематизма / Опасайтесь, как огня. / Страшен, дети, техницизм, / Биология вредна... и т. д. [М. Кольцов, Дело на озере // М. Кольцов, Крупная дичь; Ильф, Петров, Отдайте ему курсив (1932), Собр. соч., т. 3]. Соавторы, таким образом, не только высмеивают в лице Полыхаева штемпельный бюрократизм, но и пародируют известный проработочный стиль, поздними пароксизмами которого было "дело Зощенко и Ахматовой" (1946) и другие сборные кампании подобного рода.

"Поголовный" — эпитет, весьма употребительный в 20-е гг. "Рабочие все поголовно бреются", — пишет очеркист. На китайские провокации на КВЖД население отвечало "поголовным вступлением в Красную армию"; в период коллективизации "села вступают поголовно в колхозы"; о смотрах производственных совещаний "Правда" пишет: "...нужен не выборочный, а поголовный смотр" [Кольцов, Кинококки (1926), Избр. произведения, т. 1; Из 08.29; Д. Фибих, Стальная лихорадка, НМ 07.1930; Пр 17.01.29].

19//4

"В ответ на наглое бесчинство бухгалтера Кукушкинда, потребовавшего уплаты ему сверхурочных, ответим..." — Обличениями "наглых вылазок", "безобразных выходок", "бандитских провокаций", "подлыхвыпадов", "мерзкихпроисков", "разнузданныхбесчинств" врагов любой масти (кулаков, сектантов, китайской военщины, оппозиционеров, фашистов), призывами "ответить" на них, пестрят газеты 1929-1930: "На бесчинства китайских генералов ответим третьим займом индустриализации" [ТД 08.1929]. Сослуживцы в порядке критики и самокритики обличали друг друга: "Новая вылазка тов. Матвеева" [Пр 15.11.29].

Каким мог быть этот "ответ" в эпоху ЗТ, видно из очерков Б. Галина о текстильной фабрике (октябрь 1929): "Слушали: О вылазке классового врага (Иванов — партком). Постановили: В ответ на вылазку классового врага мы, рабочие-ткачи, постановляем: Шире развернуть соцсоревнование... Перевести на ударную работу отдельные залы, комплексы и мастерские..."; "В ответ на вылазку классового врага, выразившуюся в попытке помешать проведению в жизнь рационализаторских предложений, мы, подмастерья 12-го зала ткацкой фабрики „Пролетарки"... переходим на коллективную работу". Исходом дела был в данном случае суд и приговор к расстрелу [Галин, Переход]. В "Геркулесе" поводы для призыва "ответить", как и предлагаемые мероприятия, смехотворны, однако сама формула реальна и напоминает о вещах достаточно страховидных.

19//5

Скумбриевич... организовал кроме названного общества еще и кружок "Долой „Хованщину"!", но этим все дело и ограничилось. — Имеется в виду музыкальная драма Мусоргского, поставленная заново в Большом театре в 1928. Тогдашняя карикатура на эту тему: " — С головановщиной покончено 3... что дальше? — Теперь надо покончить с „Хованщиной"!" (Пояснение к рисунку: "В ГАБТе ставят ненужную „Хованщину"" [См 32.1928]).

В тексте ЗТ игра слов: имя драмы переосмыслено как слово с ругательным суффиксом -щин-, активным в проработочном жаргоне 20-х гг. Ср.: маяковщина, воронщина, переверзевщина, чиповщина (от ЧИП — газеты "Читатель и писатель"), венщина (от венских оперетт — повального увлечения тех лет) и другие, с коими надлежало вести борьбу, вплоть до "султангалиевщины" и "полупетуховщины" [см. под этим названием очерк Я. Петерса, Ог 30.11.29, и фельетон Ильфа и Петрова]. Соавторы не раз высмеивали эти новообразования: " лебедевщину" — от фамилии ученика Лебедева [Разговоры за чайным столом], "выдвиженщину" — от "выдвиженцев" и т. п. [ИЗК, 234]. Надлежало стереть с лица земли "упадочную, зараженную на сто процентов урбанизмом есенинщину и ахматовщину" [См 234.1928].

Другим своим компонентом имя кружка напоминает о лозунге "Долой Шиллера!", который выдвинул один из руководителей РАППа А. Фадеев [см. его статью под таким заглавием в ЛГ 28.10.29].

19//6

Уже опустел "Геркулес" и босоногие уборщицы ходили по коридору с грязными ведрами, уже ушла последняя машинистка, задержавшаяся на час, чтобы перепечатать лично для себя строки Есенина... — когда дверь полыхаевского кабинета задрожала, отворилась и оттуда лениво вышел Остап Бендер. — Оборот, не без пародийности примененный здесь, — соотнесение во времени двух событий — имеет два варианта:

(а) "Еще X, а уже Y" (действие Y ожидалось после, но наступило раньше окончания действия X):

Еще амуры, черти, змеи

По сцене скачут и шумят,

Еще усталые лакеи

На шубах у подъезда спят,

Еще не перестали топать ...

А уж Онегин вышел вон...

[Евгений Онегин 1.XXII].

(б) "Уже X, а еще У" (действие У должно было окончиться раньше, чем действие X, или одновременно с ним, но продолжается и после окончания X): "Уже слепец кончил свою песню; уже снова стал перебирать струны... но старые и малые все еще... стояли... раздумывая..." [Гоголь, Страшная месть; курсив мой. — Ю. Щ.]; ср. ЗТ 23//9.

"Машинистка, задержавшаяся после работы" и "машинистка, перепечатывающая на служебной машинке личный материал" (стихи, любовные письма), — два различных штампа учрежденческой темы.

Примеры первого — у М. Чумандрина: "В коллективе запоздавшая машинистка трещала расхлябанными клавишами „Ремингтона" — больше не было никого" [Фабрика Рабле, 247]; у соавторов: "Занятия в Доме народов уже кончились. Канцелярии и коридоры опустели. Где-то только дошлепывала страницу пишущая машинка" [ДС 28].

Примеры второго — у Тэффи: "Конторская Мессалина — переписчица Ольга Петровна деловито стучала машинкой, но оживленный румянец на пухло-румяных щеках выдавал, что выстукивает она приватное письмо и, к тому же, любовного содержания" [Кулич]; в советском фельетоне: "Секретарь озабоченно диктовал машинистке [стихи К. Бальмонта]: "Хочу быть дерзким, / Хочу быть смелым"..." [Свэн. Обыкновенная история // Сатирический чтец-декламатор].

Здесь эти два штампа совмещены — черта сгущенной литературности ДС/ЗТ.

19//7

"Влача стихов злаченые рогожи, мне хочется вам нежное сказать". — Неточная цитата из "Исповеди хулигана" С. Есенина: Я все такой же. / Сердцем я все такой же. / Как васильки во ржи, цветут в лице глаза. / Стеля стихов злаченые рогожи, / Мне хочется вам нежное сказать.

19//8

Вслед за ним [Бендером]... вынырнул Полыхаев... В усах у него, как птичка в ветвях, сидела алмазная слеза. Полыхаев... побежал за Остапом, позорно улыбаясь и выгибая стан [и далее до конца главы]. — Данная сцена имеет параллель в новелле А. Конан Дойла "Silver Blaze" — "Серебряный" (имя лошади). Шерлок Холмс, уединившись с владельцем спортивной конюшни Сайласом Брауном, косвенно замешанным в уголовное дело, убеждает этого поначалу довольно наглого типа, что единственное его спасение состоит в сотрудничестве с Холмсом.

"Прошло полных двадцать минут, и розовые цвета на небе смешались с серыми, прежде чем Холмс и тренер показались вновь. Никогда еще не случалось мне [Уотсону] видеть такой резкой перемены, как та, которая произошла с Сайласом Брауном за столь короткое время. Лицо его было пепельно-серым, капли пота блестели на лбу, руки тряслись... Его наглую высокомерную манеру как рукой сняло, и он льстиво вертелся вокруг моего друга, как собака вокруг хозяина. „Ваши инструкции будут выполнены... Вы вполне можете на меня положиться", — говорил он".

Отметим явные сходства в организации сцены: в обоих случаях долго ожидавшийся выход двух лиц из-за закрытой двери наблюдается третьим (Уотсоном, Серной Михайловной), которое поражено превращением самоуверенного, начальственного персонажа в трусливо заискивающего. Сходства понятны ввиду типологической близости Бендера и Холмса как личностей, своим интеллектом, волей, „харизмой" покоряющих обыкновенных людей, сламливая, когда это нужно, их неразумное сопротивление (другой такой герой — граф Монте-Кристо, с которым у Бендера также имеются моменты сходства, см. ЗТ 2//25; ЗТ 14//5 и др.).

19//9

Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис... — Фраза встречается в рассказе Ильфа "Дом с кренделями", имеющем общие черты с историей пожара "Вороньей слободки" [См 48.1928; А. Ильф, Путешествие в Одессу (2004)]. Придумана ли она или откуда-либо позаимствована И. Ильфом — сказать не можем.

Примечания к комментариям

1 [к 19//3 (з)]. Из тогдашнего юмора: "Обезличке конец, да здравствует спаренная" — транспарант на мышином поезде В. Л. Дурова [фото в кн.: Оренбург, Люди, годы, жизнь, I: 347].

2 [к 19//3 (и)]. Юмористы тех лет огулом зубоскалят и над "аками" (академическими театрами), и над оперной классикой, и над всесоюзно популярными опереттами И. Кальмана, и над "горячими" пьесами, идущими в театрах. Пример довольно темного анонса: "Программа бегов. Вероятных победителей выделяем курсивом. I з[абег] диет. 1600 мтр. — Опера, Ак, Баядерка, Ливень, Сильва, Азеф. Халтура. II з. диет. 1600 мтр. — Бюрократ, Спец, Подлог, Даешь монету, Растрата. Р. К. И. III з., диет. 2000 мтр. — Тоня, Наивная, Пылкая, Холостяк-молодой, Моя любовь, Идиллия, Подлец, Алименты" [Пу 15.1926; курсив оригинала].

3 [к 19//5]. Голованов, Николай Семенович (1891-1953) — дирижер Большого театра. В ходе антиоперной кампании [см. выше, примечание 3(и)] был неоднократно ошельмован, подвергался оскорблениям ("Рыба гниет с головы, а Большой Академический Театр — с Голованова" [См 1928] и проч.), а затем и уволен с работы в театре и консерватории. Впоследствии успешно продолжал свою карьеру, стал художественным руководителем ГАБТ, народным артистом СССР и лауреатом Сталинской премии.