31. Волшебная ночь на Волге

31//1

"Чаль за кольца, решетку береги, стены не касайся"... — Эта надпись "аршинными буквами" на нижегородской пристани своей экзотикой привлекала внимание очеркистов: отмечена А. Аверченко [Вниз по Волге (путевые заметки), НС 31.1916] и И. Ильфом [Ярмарка в Нижнем, Гудок, сент. 1924 — см. ИЗК, 141,153].

31//2

Грузчики вонзали железные когти в тюки хлопка... Нежные создания с чемоданчиками и портпледами сидели на бунтах проволоки, сторожа свои ундервуды, и с опасением поглядывали на крючников. — "Кто тебя выдумал, волжский грузчик?" — восклицает А. Аверченко в путевых очерках о Волге [НС 31.1916]. В 1927 грузчики с железными крючьями, эти легендарные герои волжских пристаней, уже представляли собой — подобно беспризорникам в городах [см. ДС 5//2] — элемент местного колорита, мимо которого Ильф и Петров с их антологическим уклоном, конечно, не могли пройти. Фраза "Железные когти крючников" есть в ИЗК, 141. Отечественные и иностранные путешественники по Волге единодушно отмечают их живописную внешность и буйные повадки. Их кряжистыми фигурами украшаются рисованные цветные обложки "Красной нивы" и "Красной панорамы". Опасения совбарышень вполне понятны. М. Кольцов говорит об "окаянной дикариной возне крючников" и о том, что "следовало бы работникам НОТ-а понаблюдать их единственный в мире метод работы, где главную долю энергии отнимают песни и матерная брань" [Волга вверх, Избр. произведения, т. 1]. Советские очеркисты охотно пишут о волжских грузчиках как особой породе людей, об их геркулесовских подвигах, профессиональном риске и быстром износе:

"Крючники сбились на мостиках в ожидании низового парохода — приземистые и долговязые, молодые и старые, дерзкие и хмурые, все в лаптях, в мешковинных штанищах, в ватниках и шапках, истертых ношами, — играют волосяными концами крючьев и зубоскалят над торговцами. Никого из них нельзя назвать богатырем, но по килограммов 160-200 унесет каждый из них. Эта грузоподъемность куплена крючником за цену многолетней тренировки... Среднее между пролетарием и люмпеном, он пьет, сквернословит, зовет товарища прозвищем или полуименем и кулаком разряжает накопившийся запас волжской своей анархии... [Это опасная работа:] малейшее уклонение позвоночника "от точки", малейшая неверность в тихой, щупающей походке, самое легкое столкновение со встречным ротозеем — и крючник пропал" [А. Алешин, Волжская пристань, КН 20. 1928; см. также Г. Шилин, Человек с грузом, КП 22.1928].

Популярны грузчики и у иностранных туристов. Известная французская журналистка Андре Виоллис пишет:

"Грузчики несут на плечах ящики величиной с собачью будку и золотистые ульи, откуда вырываются густые рои взбудораженных пчел...", — и далее описывает их песни, "начинающиеся вразнобой в минорном тоне, жалующиеся на непосильный труд и на печальную человеческую судьбу... Постепенно мелодия разрастается, в ней звучат борьба и яростный вызов, она становится все сильнее и наконец достигает апогея в скорбном и торжествующем крике" [A. Viollis, Seule en Russie, 114-115].

31//3

...Тюки хлопка... чугунные горшки... мокросоленые кожи, бунты проволоки, ящики с листовым стеклом, клубки сноповязального шпагата, жернова, двухцветные костистые сельскохозяйственные машины, деревянные вилы, обшитые дерюгой корзины с молодой черешней и сельдяные бочки. — Картины торгово-промышленного изобилия, перечни всяких товаров, видов сырья и сельскохозяйственных орудий, заполняющих водные пути, шумная суета портов и набережных — все это с большим энтузиазмом описывается в прессе 20-х гг. Грузы, перевозимые на волжских пароходах в 1926-1928, предстают перед нами и в других сценках и репортажах, сходных с данным местом романа. См. очерки Ильфа "Ярмарка в Нижнем" (выше, примечание 1), а также:

"Барки выгружают на берег тяжелые, точно еще сохранившие на себе пыль Туркестана тюки хлопка... Пристань грузит обратно на запыхавшийся пароход тюк за тюком свежую пряжу"; "Иду на пристань мимо штабелей муки под огромными брезентами, ящиков местной махорки, бочек, боченков, сельскохозяйственных машин и прочего добра, вынутого из пароходных утроб... В Кострому пришла мука, пшено, рыба, казанские колеса, партия молотилок и сеялок, пустые навои из-под пряжи, какое-то железо... Кострома расплатилась махоркой, обувью, толокном, пустыми пивными бочками..."; "Вокруг пристани ожидают погрузки местные изделия: бочки, корыта, обручи, кузова телег, сани, сотни хомутов... Грузчики поют, сгружая молотилку, которая прибыла после жатвы" [Гумилевский, Собачий переулок; А. Алешин, Волжская пристань, КН 20.1928; Viollis, Seule en Russie, 113-115].

Общее сходство, а также ряд конкретных параллелей (в частности, при описании товаров и грузчиков) роднит эту сцену с зарисовками марсельского порта в сцене отплытия Тартарена в Африку [А. Доде, Тартарен из Тараскона, гл. 14].

31//4

Пароход "Скрябин"... должен был совершать рейс от Нижнего до Царицына... До Сталинграда театр поступал на полное довольствие тиражной комиссии... — И. Ильф летом 1925 совершил поездку по Волге на тиражном пароходе "Герцен" и хорошо познакомился с речной навигацией и тиражным делом [ИЗК, 34-41].

Многие волжские пароходы в описываемое время носили имена композиторов. К. Н. Бугаева рассказывает о путешествии летом 1927 из Сталинграда в Нижний Новгород на пароходе "Чайковский" [Воспоминания о Белом]. Пароход "Антон Рубинштейн" упомянут выше в настоящей главе. Перечень названий судов Волжского пароходства есть в комментариях к кн.: Ильф, Петров, Необыкновенные истории..., 490.

Царицын был переименован в Сталинград в 1925.

31//5

Персицкий смотрел в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на территорию ярмарки. — Шестая Нижегородская ярмарка, о которой здесь идет речь, была ярким общесоюзным и международным мероприятием лета 1927. Знаменитые Нижегородские (Макарьевские) ярмарки прекратились после революции, их помещения были заброшены и пришли в упадок. В 1922, знаменуя начало нэпа, этот всероссийский праздник торговли был возобновлен и широко освещался в печати [см., например, обширный репортаж в КН 34.1927, от 21 августа]. Заграничные приборы и приспособления (автомашины, бинокли, авторучки, очки, предметы моды) были приметой и знаком статуса у европеизированных советских журналистов [см. ДС 12//9, ДС 24//4 и др.].

31//6

Разворачиваясь против течения, подходил пароход "Скрябин". — Реминисценция из Маяковского? Ср.: Разворачивался / и входил / товарищ "Теодор // Нетте" [Товарищу Нетте (1926)]. См. возможное эхо этого стихотворения также в ДС 34//9; о событии, в нем увековеченном, см. ДС 29//6.

31//7

Симбиевич-Синдиевич, в заботах о вещественном оформлении, простирал руки то к кремлевским высотам, то к капитану... — Кремль, конечно, нижегородский; можно понимать так, что Симбиевич хлопочет в местных инстанциях об укреплении своего декорационного хозяйства. Ср. пушкинское: Напрасно я бегу к сионским высотам... [как проницательно указал А. Д. Вентцель].

31//8

В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и, будучи вне себя, поволок было один стул в сторонку. — Реминисценция из "Мухи-Цокотухи" ("Мухина свадьба", 1924) К. Чуковского: Вдруг какой-то старичок / Паучок / Нашу муху в уголок / Поволок...

31//9

...На четырех стульях будет сидеть Николай Константинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему коллективу не имеет. — Отголосок ситуации в театре Мейерхольда? Как известно, последний бесцеремонно продвигал свою жену Зинаиду Райх на главные роли, часто в ущерб другим актерам. И. В. Ильинский выражал мнение многих, считая, что "Зинаида Николаевна не имела никакой школы и, на мой взгляд, была дилетанткой без каких-либо видимых данных и способностей не только занимать особое положение в театре, но и вообще быть актрисой". В1925-1927 из театра ушли И. Ильинский и М. И. Бабанова [Ильинский, Сам о себе, 270; Рудницкий, Режиссер Мейерхольд, 342; Туровская, Бабанова..., 94-109]. Возможность намека на эти факты исключать не следует, т. к. в описании театра Колумба и его режиссера есть явно мейер-хольдовские детали [см. ДС 30//11, 15 и 17]. Обратим внимание на немецкоязычные элементы в именах жен (Густа — Райх) ¹.

31//10

Рабис — профсоюз работников искусств.

31//11

Остап получил пропуск... и вышел на горячую палубу. — Проникновение Остапа на "Скрябин" под видом художника напоминает об "Острове сокровищ" Стивенсона (Джон Сильвер нанимается на корабль коком и проводит на него своих людей). То же у Ж. Верна в "Пятнадцатилетием капитане", где злоумышленника Негоро принимают на судно взамен сбежавшего кока. Как всегда, соавторы сопрягают традиционный приключенческий мотив с советским (герой устраивается художником-плакатистом на тиражное судно). Мотив "проникновения на корабль" включается в более широкий круг фабул типа "Домика в Коломне", где авантюрист занимает позицию вблизи предмета, на который имеет виды (примеров много у А. Конан Дойла: "Союз рыжих", "Клерк биржевого маклера" и др.).

31//12

— Что же вы стоите, как засватанный? — Выражение связано с тем, что в русских свадебных обрядах невеста подвергается некоторым ограничениям в своих передвижениях. Так, в день свадьбы ее ведут под руки [подсказано Г. А. Левинтоном].

31//13

— Мальчик... разве плох? Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень! — В Евангелии собиравшимся побить камнями грешницу Иисус сказал: "кто из вас без греха, первый брось на нее камень" [Ин 8.7]. С библейской цитатой часто связывается риторический оборот "Кто скажет..." (ср. у Фета: Кто скажет нам, что жить мы не умели... [А. Л. Бржесской] и т. п.).

31//14

...Председатель месткома... неожиданно для всех и для самого себя запел: Пароход по Волге плавал, / Волга-матушка река... — А остальные суровые участники заседания пророкотали припев: Сире-энь цвяте-от... — Сирень цветет, / Не плачь, придет и Волга-матушка река / Заливает берега — популярные припевы к ряду волжских песен и частушек. Вставляются либо между стихами одной частушки, либо после всей частушечной строфы, текст которой, в свою очередь, широко варьируется: Ах ты, матушка Маланья, / Волга-матушка река! / Чем ты лечишь от страданья! / Заливает берега... / Сирень цветет, / Не плачь, придет. / Эх, Коля! Грудь больно! / Любила... / Эх, довольно [Н. Огнев, Дневник Кости Рябцева, Ог 43.1927] или: Весной Волга разольется, / Волга-матушка река, / А сердечушко забьется, / Заливает берега. / Сирень цветет, / Не плачь, придет... / С горя девка слезы ронит, / Волга-матушка-река, /А от песни Волга стонет, / Заливает берега. / Сирень цветет, /Не плачь, придет... и так далее. [Под гармошку, 140-141] ². В более позднее время пели: Сирень цветет, / Война пройдет, / Твой милый, подружка, вернется...

Склонность к прочувствованному (в размягченном состоянии души, под действием природы, в выходной день, во хмелю и т. п.) громогласному пению нескольких всенародно известных песен, — черта массовой культуры тех лет, не раз отраженная в тогдашней беллетристике, очерках и т. п. Поэтичный пример — в первой редакции волжских глав ДС, где матросы и пассажиры нескольких пароходов поют песню о Стеньке Разине: "Гремели песни, и казалось, что на реке дают бал..." [Одесский и Фельдман, ДС, 388-390]; см. ЗТ 26//2. Комичный пример — в "Мастере и Маргарите" [гл. 17], где под гипнозом воландовцев сотрудники советского учреждения хором затягивают "Славное море, священный Байкал...", с каковой песней на устах их и увозят на трех грузовиках в сумасшедший дом. У Ильфа и Петрова находим тот же момент полной спонтанности и неудержимости песенного порыва ("неожиданно для всех и для самого себя" — ср. у М. Булгакова: "...она [девица] пыталась стиснуть зубы, но рот ее раскрывался сам собою...").

Примечания к комментариям

¹ [к 31//9]. Анатолий Мариенгоф еще резче Игоря Ильинского отзывается о сценических данных Зинаиды Райх: "Райх актрисой не была — ни плохой, ни хорошей. Ее прошлое — советские канцелярии". Среди прочего мемуарист отмечает: "Щедрая природа одарила ее задом величиной с громадный ресторанный поднос при подаче на компанию". По его словам, эта особенность фигуры Райх была одним из факторов, создавших ей славу [А. Мариенгоф, Мой век... // А. Мариенгоф, Роман без вранья..., 308-309]. Не получают ли в этом свете особый смысл слова Галкина, Палкина и компании, что режиссер и его жена будут сидеть на четырех стульях? Разумеется, подобная интерпретация не может быть иначе чем гадательной.

² [к 31//14]. Вариации этой песни, с аналогичным расположением припевов (Волга-матушка река / Заливает берега, / Сирень цветет), встречаем у Л. Кассиля: Пароход идет, Анюта... / На нем белая каюта...; у Н. Огнева: Сошью платье из батиста... / Полюбила коммуниста... // Ах ты, тетушка Маланья... / Чем ты лечишь от страданья?.. [Кассиль, Вратарь республики; Н. Огнев, Костя Рябцев в вузе, Ог 23.10.27; многоточия обозначают места припева]. Тематически и ритмически песня связана с частушками о любовных страданиях — в частности, о любви и аптеке и т. д. [см. ДС 20//9].