«На моей могиле цветы не растут…»
На моей могиле цветы не растут,
Под моим окном соловьи не поют.
И курган в степи, где мой клад зарыт,
Грозовою тучею смыт.
Оттого, что пока не найден путь,
Умереть нельзя и нельзя уснуть.
И что кто-то, враждуя со мной во сне,
Улыбнуться не может мне.
Август 1920
Судак
Джейсон Сэнфорд Когда на деревьях растут шипы Иллюстрация Владимира Овчинникова Когда я шел по растрескавшемуся от жары тротуару перед домом Шоны, она удивила меня воздушным поцелуем, посланным из окна спальни, — которого на деле никогда не дала бы мне. И хотя я безумно
НА МОГИЛЕ Что мне делать с любимой могилой?! Я обвила ее зеленью нежной. Бледные розы на ней посадила, Грею ее пеленой белоснежной… Я стерегу ее ночью безлунной, Тихо баюкаю черные тени, Чтоб не сгущались над нею с угрозою… — Нет ей покоя! И нет ей забвенья! Вянут на ней
«Она пришла и ушла из моей жизни…» С.Щ. Она пришла и ушла из моей жизни. И я по-прежнему добр и весел, Два раза она звонила у двери, Два раза сидела среди этих кресел. Она приходила такой неутоленной… Глаза ее с тревогой спрашивали… И были слова мои мудро примирении. Как у
36. «У смерти моей голубые глаза…» У смерти моей голубые глаза И странные нежные речи. У смерти моей золотая коса И детские робкие плечи. Темнеет. На травы ложится роса. Стихаю для трепетной встречи. И вижу я снова таинственный пруд, В дни жуткого детства знакомый, — И
93. «У смерти моей голубые глаза…» У смерти моей голубые глаза И странные нежные речи. У смерти моей золотая коса И детские робкие плечи. Темнеет. На травы ложится роса. Стихаю для трепетной встречи. И снова склоняюсь над сонной межой И гасну, опутан лучами; И долгий как
ДЕТИ СЛАВНЫЕ РАСТУТ… На Урале, как у нас, На лугах стада, И течет река Миасс — Светлая вода. Дно ее покрыл песок — Медовой настой. Посмотри: среди осок — Бережок крутой. Крепыши, — тебе скажу, — Вырастают здесь, Нет и года малышу, А сноровка есть. Молоко захочет
Моей музе Чтоб мне в моих скорбях помочь, Со мной ты плакала, бывало… Теперь не плачь! Пускай, как ночь, Когда дождей пора настала, Один я молча слезы лью, Храня, как тайну, грусть мою. То грусть порой по старом счастье… Ее сравнить могла бы ты С тоской стебля, когда
Цветы Я шел к тебе… На землю упадал Осенний мрак, холодный и дождливый… Огромный город глухо рокотал, Шумя своей толпою суетливой; Загадочно чернел простор реки С безжизненно-недвижными судами, И вдоль домов ночные огоньки Бежали в мглу блестящими цепями… Я шел к тебе
Сюжет второй «ПРИШЕЛ ЧАС МОЕЙ КАТАСТРОФЫ» Трудно сказать, как сложилась бы жизнь Демьяна Бедного, если бы не революция. Но можно с уверенностью сказать, что даже если он действительно был внебрачным сыном великого князя Константина Константиновича, вагон из «царского
(о моей прозе) Вы всегда интересовались,[100] что же стоит психологически за моими рассказами, кроме судьбы и времени?Имеют ли мои рассказы чисто литературные особенности, которые дают им место в русской прозе?Каждый мой рассказ — пощечина по сталинизму, и, как всякая
О возможных отзвуках «Петербурга» в «Сестре моей — жизни» В первой половине XX века в русской литературе, наверное, трудно представить писателя, оказавшего большее влияние на поэзию и прозу своих современников, чем Андрей Белый. Тому, что стихи и проза Бориса Пастернака