V

V

   Сначала вс? къ нему ?зжали,

   Но такъ какъ съ задняго крыльца

   Обыкновенно подавали

 4 Ему Донскаго жеребца,

   Лишь только вдоль большой дороги

   Заслышатъ ихъ домашни дроги: —

   Поступкомъ оскорбясь такимъ,

 8 Вс? дружбу прекратили съ нимъ.

   «Сос?дъ нашъ неучъ, сумасбродитъ,

   «Онъ фармасонъ; онъ пьетъ одно

   «Стаканомъ красное вино;

12 «Онъ дамамъ къ ручк? не подходитъ;

   «Все да, да н?тъ, не скажетъ да-съ

   «Иль н?тъ-съ.» Таковъ былъ общій гласъ.

6 Заслышат. Значение переходного глагола «заслышать» (в тексте употреблено в третьем лице множественного числа) в отношении слуха равнозначно глаголам «заметить» или «завидеть» издалека — в отношении зрения.

6 дроги. Здесь слово «дроги» может означать либо «старомодный экипаж» в общем смысле, либо, как я полагаю, — самодельную простую повозку, без рессор, которой русский помещик пользовался так же, как английский сквайр своей охотничьей тележкой или коляской с местом для собак под сиденьем.

7 Поступком… таким. Вообще «поступок» — синоним слова «действие», однако в данном контексте (т. е. в смысле повторного действия) это слово ближе к понятию «поведение».

10 фармасон. Либеральная мысль восемнадцатого века искала прибежище в масонских организациях. Провинциальный помещик был склонен считать франкмасона революционером. Масонские ложи были запрещены в России весной 1822 г.

В зачеркнутом черновике (2369, л. 24 об.) вместо «фармазон» читаем «либерал», слово «либерал» восстановлено в первой беловой рукописи этой главы.

Слово «фармазон» (вульгаризм того времени от «франкмасона» или «масона») — происходящее от французского «francma?on», употреблялось в смысле «дерзкий вольнодумец».

10–11 пьет одно… красное вино. Очевидно, подразумевается, что Онегин предпочитает бокал заграничного вина стопке отечественной благословенной водки. Однако, возможно, понимание слова «одно» не как «только», а как «неразбавленное»:

он масон, пьет красное вино

неразбавленным целыми стаканами.

В те времена только пресыщенные петербургские франты, а не провинциальные пьяницы, разбавляли свое вино. По-видимому, Онегин, подобно Пушкину, перешел с шампанского на бордо (см. главу Четвертую, XL VI).

В восемнадцатом и начале девятнадцатого века вино водой разбавляли немолодые дворяне. Пушкин отразил это в небольших стилизациях — антологических стихах 1833 и 1835 г. («Юноша! скромно пируй…», «Что же сухо в чаше дно?»); а сам, как Байрон в белый рейнвейн, добавлял в шампанское сельтерскую воду. Согласно свидетельству Веллингтона (1821), записанному Сэмюелем Роджерсом в его «Воспоминаниях» (1856), Людовик XVIII смешивал шампанское с водой.

14 Провинциальные консерваторы считают Онегина чудаком; на самом деле его эксцентричное чудачество (байроническое настроение, метафизический культ Наполеона, французские фразы, английская одежда, поза бунтаря, восходящая скорее к Вольтеру, чем к «бунту», и т. д.) весьма характерно для того круга, условностям которого он привержен столь же крепко, как и презираемые им обыватели — условностям своего более широкого круга. В недалеком прошлом советские идеалисты весьма идеализировали идеологию Онегина. Вот почему я в своем комментарии не стал рассматривать Онегина как «реальное» лицо.

Возникает вопрос, не таится ли в глубине призматического сознания Пушкина замечательная история о попытке в 1819 г. декабриста Ивана Якушкина улучшить условия существования крестьян в своем имении (в Смоленской губернии). (Возможно, Якушкин говорил об этом Пушкину в 1821 г.). Якушкин в пишет в своих воспоминаниях (1853–55. «Избранные… произведения декабристов», ред. И. Щипанов. Ленинград, 1951, I, 115–17), что соседи считали его «чудаком» — таким словом назван и Онегин (см. также коммент. к главе Десятой, XVI).