III

Но, можетъ быть, такого рода

Картины васъ не привлекутъ;

Все это низкая природа;

⁴ Изящнаго не много тутъ.

Согр?тый вдохновенья богомъ,

Другой поэтъ роскошнымъ слогомъ

Живописалъ намъ первый сн?гъ

⁸ И вс? отт?нки зимнихъ н?гъ:

Онъ васъ пл?нитъ, я въ томъ ув?ренъ,

Рисуя въ пламенныхъ стихахъ

Прогулки тайныя въ саняхъ;

¹² Но я бороться не нам?ренъ

Ни съ нимъ покам?стъ, ни съ тобой,

П?вецъ Финляндки молодой!

³ низкая природа. Здесь Бродский дает идиотски-глупый комментарий: «Дворянские читатели были оскорблены реалистическими описаниями природы». На самом же деле, Пушкин, конечно, имеет в виду среднего читателя, приверженного всему французскому, «утонченный» вкус которого — «le bon go?t» — мог быть оскорблен.

⁶ Другой поэт; ^7–13 первый снег… В примечании к рукописи (ПД 172), подготовленной для издания 1833 г., читаем: «Первый снег Вяземского. Красивый выходец и проч. Конец [стихотворения]. Барат[ынский] в Финл[яндии]».

Отрывок из «Первого снега» Вяземского (1819; см. мой коммент. к эпиграфу главы Первой) звучит так:

Красивый выходец кипящих табунов,

Ревнуя на бегу с крылатоногой ланью,

Топоча хрупкий снег, нас по полю помчит.

Украшен твой наряд лесов сибирских данью,

И соболь на тебе чернеет и блестит…

..........................................................

Румяных щек твоих свежей алеют розы,

И лилия свежей белеет на челе.

Убедительный пример цветистого и многословного стиля Вяземского, изобилующего определениями и определениями определений. Стихотворение заканчивается (строки 104–05):

О первенец зимы, блестящей и угрюмой!

Снег первый, наших нив о девственная ткань!

Пушкин легко догнал и оставил позади Вяземского и Баратынского (см. следующий коммент.) в своих небольших стихотворениях «Зима» (1829) и «Зимнее утро» (1829), краски которых восхитительно чисты, а язык гармоничен, лаконичен и близок к разговорной речи.

^13–14 Ссылка на фрагмент из «Эды» Баратынского, опубликованной в «Мнемозине» в начале 1825 г., а также в «Полярной звезде» в том же году. Этот фрагмент несколько отличается от текста 1826 г. (строки 623–31):

Сковал потоки зимний хлад,

И над стремнинами своими

С гранитных гор уже висят

Они горами ледяными.

Из-под сугробов снеговых,

Кой-где вставая головами,

Скалы чернеют: снег буграми

Лежит на соснах вековых.

Кругом все пусто. Зашумели,

Завыли зимние мятели.

Наш поэт явно изменил свое мнение и решил-таки вступить в состязание с Баратынским, что было не так уж трудно. В Татьянином сне Пушкин освобождает потоки от оков зимы (глава Пятая, XI) и дает более величественное изображение сосен (глава Пятая, XIII). Баратынский заменяет сосны «мглой волнистой и седой», в которой «исчезает небо» в издании «Эды» 1826 г.