[XX]

[XX]

   Я жил тогда в Одессе пыльной…

   Там долго ясны небеса,

   Там хлопотливо торг обильный

 ⁴ Свои подъемлет паруса;

   Там все Европой дышит, веет,

   Все блещет Югом и пестреет

   Разнообразностью живой.

 ⁸ Язык Италии златой

   Звучит по улице веселой,

   Где ходит гордый славянин,

   Француз, испанец, армянин,

¹² И грек, и молдаван тяжелый,

   И сын египетской земли,

   Корсар в отставке, Морали.

¹ Нам не показано, как Онегин реально участвует в веселой итальянизированной жизни Одессы (XX—XXIX). Видно, как не он, а наш другой герой, Пушкин, наслаждается ею в этих десяти строфах, перекликающихся изображением особенностей южной жизни с театральными, эротическими и гастрономическими восторгами жизни петербургской, описанной в главе Первой.

В главе Первой Пушкин сочетал петербургские воспоминания с обстоятельствами своей жизни в Одессе, которые он в то время описывал (осень, 1823 г.). Мы мельком видим (глава Первая, L), как он бродит над морем и жаждет увидеть корабль, который перенес бы его из России в Африку, в обратном порядке повторив путь его предка. Эти строфы «Путешествия» писались в вынужденном уединении Михайловского в начале 1825 г. Одесса 1823–24 гг., в те дни не более чем ностальгическое убежище, ныне, в 1825 г., вспоминается с таким же наслаждением, как и Петербург с его удовольствиями. И образ «Италии златой» в главе Первой, XLIX, сокращается теперь до воспоминаний о мелодичной итальянской речи на улицах Одессы.

² Там долго ясны небеса. Сжатие до четырехстопника александрийских стихов Туманского — второй строки его стихотворения «Одесса» (цитируется в моем коммент. к строфе XXI, 1–9).