Отрывки (в том числе и исключенные строфы)

Отрывки (в том числе и исключенные строфы)

Первоначально в 1827 г., когда были созданы лишь строфы об Одессе (они написаны в 1825 г.), наш поэт намеревался ввести путешествие Онегина в главу Седьмую: над ней он работал в то время. В строфе (ныне XXV и др. нашей главы Седьмой), которая должна была последовать за XXIV, он намеревался оставить Татьяну, предающейся раздумьям над книгами Онегина, и повернуть ход событий в другом направлении:

Убив неопытного друга

Томленье [сельского] досуга

Не мог Оне<гин> [перенесть]

[Решился он в кибитку сесть] —

[Раздался] колокольчик звучный,

Ямщик удалый засвистал,

И наш Онегин поскакал

[Искать отраду жизни] скучной —

По отдаленным сторонам,

Куда не зная точно сам.

И вот Онегин в крытых санях в январе или феврале 1821 г. отправляется из своего имения, вероятно, в Петербург (откуда он уедет в путешествие по России 3 июня 1822 г., позднее в «Путешествии», VI), далее должно было последовать описание его странствий.

Отказавшись от идеи посвятить вторую часть главы Седьмой путешествиям Онегина и заменив их поездкой Татьяны в Москву, Пушкин решил отвести им целую главу — следующую. К осени 1830 г. замысел был осуществлен, и он набросал (26 сент. 1830 г.) полный план поэмы, которую начал 9 мая 1823 г.:

Часть первая

I песнь    Хандра

II            Поэт

III           Барышня

Часть вторая

IV песнь  Деревня

V            Имянины

VI           Поединок

Часть третья

VII песнь Москва

VIII         Странствие

IX           Большой свет

К этому за следующие три недели Пушкин добавил, по крайней мере, восемнадцать строф Песни Десятой — «Декабриста».

В течение 1831 г. он изменил свой план. «Странствие» лишилось своего места в системе глав, части были упразднены и вместо «песен» появились «главы». Если бы наш поэт записал новую последовательность глав «Онегина» в том виде, в каком его должны были опубликовать в 1833 г., замысел выглядел бы следующим образом:

Главы

Первая: Хандра

Вторая: Поэт

Третья: Барышня

Четвертая: Деревня

Пятая: Именины

Шестая: Поединок

Седьмая: Москва

Восьмая: Большой свет

Примечания к «Евгению Онегину» (44 пункта)

Отрывки из «Путешествия Онегина» (включая пояснения)

Полный текст «Путешествия Онегина» не существует в первоначальной форме, т. е. как «Песнь Восьмая». Однако основная его часть, если судить в количественных параметрах, была восстановлена. Первой строфой, видимо, была та, что позднее стала строфой X главы Восьмой. Потом, после II, вероятно, возникли строфы XI и XII нынешней главы Восьмой. Очевидно, что ряд строф — от десяти до двадцати — потерян. Мы можем предположить, что сначала, в сентябре 1830 г., в некоторых строфах «Песни Восьмой: Странствие» речь шла о декабристах. Вполне возможно также, что присутствовавшие там намеки на политические обстоятельства Пушкин счел благоразумным убрать. В 1853 г. Катенин написал Анненкову, первому знающему толк издателю сочинений Пушкина: «Об осьмой главе Онегина слышал я от покойного в 1832-м году, что сверх Нижегородской ярмонки и Одесской пристани Евгений видел военные поселения, заведенные гр. Аракчеевым[87], и тут были замечания, суждения, выражения, слишком резкие для обнародования, и потому он рассудил за благо предать их вечному забвению и вместе выкинуть из повести всю главу, без них слишком короткую и как бы оскудевшую».

В «Путешествии Онегина» Пушкин использовал впечатления своей южной поездки 1820 г. и второго посещения Кавказа летом 1829 г. Строфы, относящиеся к описанию жизни в Одессе (фрагмент от XX строфы до первой строки XXIX строфы), созданы в конце 1825 г. и опубликованы анонимно 19 марта 1827 г., под названием «Одесса (Из седьмой главы „Евгения Онегина“)», в «Московском Вестнике», ч. II, № 6, с. 113–18. Остальная часть «Путешествия» написана после возвращения Пушкина с Кавказа, в Москве (2 окт. 1829 г.); в Павловском, имении Павла Вульфа (вторая половина октября 1829 г.); и в Болдине (осенью 1830 г.).

В черновике «Предисловия», которым наш поэт намеревался предварить «Путешествие», когда оно, будучи главой Восьмой, предшествовало «великосветской» главе, Пушкин писал: «Осьмую главу я хотел было вовсе уничтожить… Мысль, что шутливую пародию можно принять за неуважение к великой и священной памяти, — также удерживала меня. Но Ча<йльд> Г<арольд> стоит на такой высоте, что каким бы тоном о нем ни говорили, мысль о возможности оскорбить его не могла у меня родиться».

Поскольку в «Путешествии» нет ничего «шутливого» (разве что упоминание о жирных устрицах и описание условий передвижения в Одессе) и, более того, никакого сходства с путешествием Чайльда, мы можем предположить: ссылка на легкомысленную пародию была рассчитана на то, чтобы отвлечь внимание цензора от слишком тщательного прочтения полного текста.

Я колебался, не следует ли мне назвать мой перевод «Паломничеством Онегина», но пришел к выводу, что тем самым слишком явно обнаружу сходство, тогда как сам Пушкин старался этого избежать. «Паломничество» в названии поэмы Байрона Пишо перевел на французский как «P?lerinage». Попытавшись в некоторых записях 1836 г. (рукопись 2386Б, л. 2) переложить на русский посвящение («Ианте») к поэме Байрона с помощью англо-французского словаря, Пушкин перевел название поэмы как «Паломничество Чайльд-Гарольда» (см. «Рукою Пушкина», с. 97). Но в русском языке «паломничество» (производное от «паломник») имеет дополнительное значение — посещение религиозной святыни, этот смысловой оттенок в нем гораздо сильнее, чем в английском «pilgrimage», и русские переводчики Байрона почувствовали это, они перевели «pilgrimage» как «странствование», синоним «паломничества», но с акцентом более на «блуждании по свету», чем на путешествии с благочестивыми целями. Поначалу Пушкин намеревался назвать повествование о путешествии Онегина «Странствие», что очень близко «странствованию», но позже удовольствовался прозаичным и не-байроническим «Путешествием».

В случае грибоедовского Чацкого, несмотря на полное отсутствие упоминаний названий мест, где он бывал, у нас складывается определенное впечатление, основанное на трех-четырех замечаниях: в течение трех лет странствий Чацкий был за границей. Путешествие Онегина с момента его отъезда из Петербурга до возвращения в августе 1824 г. также длится три года; но был ли он за границей между отъездом из своего имения и отъездом из Петербурга в путешествие по России?

Писатели с идеологической направленностью — такие как Достоевский, были уверены, что Онегин поехал за границу, но не потому, что хорошо изучили текст, а потому, что знали его лишь смутно и, кроме того, путали Онегина с Чацким. Два соображения подсказывают нам, что у Пушкина могла бы возникнуть мысль — послать своего героя за границу: 1) в отвергнутой поэтом строфе (глава Седьмая, XXIVa, 13) Онегин из своего имения (расположенного в 400 милях к востоку от границы с Германией) отправляется искать избавления от «tedium vitae» <«скуки жизни» — лат.> «по отдаленным сторонам», что звучит более как намек на зарубежные страны, чем на русские губернии; и 2) в зачеркнутой строфе «Путешествия» (V) по первому четверостишию можно предположить, что Онегин скитался, как Мельмот, и вернулся в Петербург из наскучившей ему Западной Европы. В этом случае, конечно, мы бы сочли датой его отъезда из Петербурга в Москву в строфе VI, 2, — 3 июня 1822 г., а не 1821 г. — и это бы внесло безнадежную путаницу в календарь его и Татьяниной жизни, их местопребываний, поскольку невозможно представить себе, что в Петербурге или в Москве, где она также жила в 1822 г., Онегин (по крайней мере) не услышал бы о ней от общих друзей, таких как его кузен — князь N. или князь Вяземский. Однако, судя по тому, как обстоят дела, т. е., основываясь только на тех строфах, которые Пушкин решил оставить, — нам следует ограничить путешествие Онегина Россией (см. также мой коммент. к главе Восьмой, XIII, 14).

* * *

Ниже я собрал исключенные строфы и части строф, заполняющие пробелы между отрывками «Путешествия Онегина»: