XX
XX
Мое! сказалъ Евгеній грозно,
И шайка вся сокрылась вдругъ;
Осталася во тм? морозной
4 Младая д?ва съ нимъ самъ-другъ;
Он?гинъ тихо увлекаетъ
Татьяну въ уголъ и слагаетъ
Ее на шаткую скамью
8 И клонитъ голову свою
Къ ней на плечо; вдругъ Ольга входитъ,
За нею Ленской; св?тъ блеснулъ;
Он?гинъ руку замахнулъ
12 И дико онъ очами бродитъ,
И незванныхъ гостей бранитъ:
Татьяна чуть жива лежитъ.
5–7 Онегин тихо. Критик, на которого ссылается Пушкин в своем примеч. 32, — Борис Федоров, рецензент отдельного издания Четвертой и Пятой глав (1828), обвинивший Пушкина в своем журнале «Санкт-Петербургский зритель» в безнравственности и неблагопристойности.
Глагол «увлекать», фр. «entra?ner», использованный в строке 5, по смыслу стоит где-то между «тащить» и «уносить» и, несмотря на протесты нашего поэта, содержит определенный оттенок, имеющий значение соблазняющих уговоров и обольщения, что, вне всякого сомнения, и видно из этого пассажа.
«Слагает» (фр. «d?pose») следующей строки в русском языке ассоциируется с родственными формами, означающими «складывать», «связывать» и т. д., и в данном контексте передает поразительную вялость, скованность и податливость тела героини. Глагол использован здесь в смысле, близком к глаголу «укладывать» — значение, усиливающее намеренность и целенаправленность действий Онегина.
10 XXI, 3 Ленский. М. Гершензон в статье «Сны Пушкина»[62] утверждает, что Татьяна подсознательно узнает во сне, что 1) Ленский, несмотря на всю свою поэзию, просто вульгарный мальчишка и что 2) Онегин подсознательно ненавидит его за это.
Однако в сне Татьяны нет ничего, что говорило бы в пользу такого утверждения. Онегина, пишет Гершензон в своей на редкость убогой и маловразумительной статье, «…давно мутило, может быть даже не раз подмывало спугнуть это пошлое прекраснодушие, — и так человечески-понятно, что в минуту досады на Ленского он дал волю своему злому чувству, — раздразнил Ленского, закружил Ольгу, как мальчишка бросает камешек в воркующих голубей!»
Гершензон упоминает также о небольшой книжке С. Судиенко, к которому относится как к чудаку, «Тайна поэмы A. C. Пушкина „Евгений Онегин“» (Тверь, 1909), где различным деталям сна Татьяны придается аллегорическое значение, например, две жердочки, образующие мосток, означают две встречи Татьяны с Онегиным и т. д.