[XXXII]
[XXXII]
Недолго вместе мы бродили
По берегам Эвкс<инских> вод.
Судьбы нас снова разлучили
4 И нам назначили поход
Онегин очень охлажденный
И тем что видел насыщенный
Пустился к невским берегам
8 А я от милых Южн<ых> дам
От <жирных> устриц черноморских
От оперы от темных лож
И слава Богу от вельмож
12 Уехал в тень лесов Т<ригорских>
В далекий северн<ый> уезд
И был печален мой приезд.
В черновике (2382, л. 17 об.).
14 И был печален мой приезд. В течение всей весны 1824 г., начиная с последней недели марта до первой недели мая, граф Воронцов, генерал-губернатор Новороссии, в письмах из Одессы в С.-Петербург графу Нессельроде, министру иностранных дел, настойчиво требовал избавить себя от неприятного и неудобного господина Пушкина («D?livrez-moi de Pouchkine!» <«Избавьте меня от Пушкина!»>), «слабого подражателя Байрона», а также автора собственных эпиграмм и поклонника графини. Домашний врач Воронцовых, доктор Вильям Гутчинсон, несмотря на свою молчаливость, глухоту и плохой французский, оказался интересным собеседником: Пушкин писал другу об его «уроках чистого афеизма». Это письмо было перехвачено полицией, а его безнравственное содержание изложено царю, чтобы побудить его откликнуться на ходатайство Воронцова[95]. Пушкин, со своей стороны, уже давно был раздражен надменностью Воронцова, его англоманией и грубо-пристрастным отношением к себе. 22 мая Пушкину приказали заняться нашествием саранчи в Херсонском, Елизаветградском и Александрийском уездах. На следующий день ему дали четыреста рублей на дорожные расходы (рубль за милю для почтовых лошадей), но проехал ли он вообще дальше первых ста двадцати миль (до Херсона), неизвестно, и необычный образ охваченного отвращением поэта, из дорожной коляски руководящего избиением полчищ саранчи ветками тополя и обработкой земли негашеной известью, к сожалению, оказался недоступным историку. 7 июня жена одного из его ближайших друзей, княгиня Вера Вяземская, приехала в Одессу с больными детьми (шестилетним Николаем и двухлетней Надеждой), ей он доверил тайну своего романа с графиней Воронцовой. Графиня с мужем 14 июня отправилась морем в Крым; вернулись они 25 июля, и через два-три дня Пушкина известили, что он уволен (8 июля) с государственной службы за «дурное поведение» и ему приказано отбыть в имение матери, Михайловское. Вечером 30 июля он в последний раз был в одесской Итальянской опере, где слушал оперу Россини «Турок в Италии» (1814). На следующий день он отправился в Псковскую губернию все с тем же слугой (Никитой, сыном Тимофея Козлова), которого привез с собой из С.-Петербурга более четырех лет назад. Путь его проходил через Николаев, Кременчуг, Прилуки, Чернигов, Могилев, Витебск и Опочку, 9 августа он приехал в Михайловское. Там его ждали родители, брат, сестра и двадцать девять слуг. Его отношения с родителями, особенно с отцом, всегда были прохладными, и их встреча теперь сопровождалась разнообразными взаимными упреками. 4 октября гражданский губернатор Псковской губернии Борис Адеркас доложил генерал-губернатору той же губернии и балтийского края — генералу Филиппу Паулуччи (маркизу Паулуччи), что Сергей Пушкин согласился действовать в интересах правительства и взять своего сына под надзор. Это шпионство привело к ужасному скандалу между Пушкиным и его отцом. Примерно 18 ноября родители уехали в С.-Петербург, сестра Ольга — неделей раньше, а Лев Пушкин отвез беловую рукопись «ЕО» в С.-Петербург в первую неделю ноября.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
XXXII
XXXII Привычка усладила горе, Неотразимое нич?мъ; Открытіе большое вскор? 4 Ее ут?шило совс?мъ. Она межъ д?ломъ и досугомъ Открыла тайну, какъ супругомъ Единовластно управлять, 8 И все тогда пошло на стать. Она ?зжала по работамъ, Солила на зиму
XXXII
XXXII Татьяна то вздохнетъ, то охнетъ; Письмо дрожитъ въ ея рук?; Облатка розовая сохнетъ 4 На воспаленномъ язык?. Къ плечу головушкой склонилась. Сорочка легкая спустилась Съ ея прелестнаго плеча. 8 Но вотъ ужъ луннаго луча Сіянье гаснетъ. Тамъ
XXXII
XXXII Привычка усладила горе, Не отразимое ничем; Открытие большое вскоре 4 Ее утешило совсем: Она меж делом и досугом Открыла тайну, как супругом Самодержавно управлять, 8 И всё тогда пошло на стать. Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы, 12 Ходила
XXXII
XXXII Татьяна то вздохнет, то охнет; Письмо дрожит в ее руке; Облатка розовая сохнет 4 На воспаленном языке. К плечу головушкой склонилась. Сорочка легкая спустилась С ее прелестного плеча… 8 Но вот уж лунного луча Сиянье гаснет. Там долина Сквозь пар яснеет. Там
XXXII
XXXII Недвижим он лежал, и странен Был томный мир его чела. Под грудь он был навылет ранен; 4 Дымясь, из раны кровь текла. Тому назад одно мгновенье В сем сердце билось вдохновенье, Вражда, надежда и любовь, 8 Играла жизнь, кипела кровь; Теперь, как в доме опустелом, Всё в нем и
XXXII
XXXII В возок боярский их впрягают, Готовят завтрак повара, Горой кибитки нагружают, 4 Бранятся бабы, кучера. На кляче тощей и косматой Сидит форейтор бородатый, Сбежалась челядь у ворот 8 Прощаться с барами. И вот Уселись, и возок почтенный, Скользя, ползет за
XXXII
XXXII А он не едет; он заране Писать ко прадедам готов О скорой встрече; а Татьяне 4 И дела нет (их пол таков); А он упрям, отстать не хочет, Еще надеется, хлопочет; Смелей здорового, больной 8 Княгине слабою рукой Он пишет страстное посланье. Хоть толку мало вообще Он в письмах
[XXXII]
[XXXII] Недолго вместе мы бродили По берегам Эвксинских вод. Судьбы нас снова разлучили 4 И нам назначили поход. Онегин, очень охлажденный И тем, что видел, насыщенный, Пустился к невским берегам; 8 А я от милых Южн<ых> дам, От <жирных> устриц черноморских, От оперы, от